Page 82 - Мертвые души

голос, но в середине ее тоже случилось что-то особенное, ибо мазурка оканчивалась песнью:
“Мальбруг в поход поехал”, а “Мальбруг в поход поехал”, в свою очередь, оканчивался тоже
каким-то давно знакомым вальсом. Уже Ноздрев давно перестал вертеть, но в шарманке была
одна дудка чрезвычайно бойкая, которая никак не хотела перестать и долго еще после того
свистела одна. [дудка чрезвычайно бойкая и свистела очень еще долго после того, как
перестали играть. “Уже Ноздрев ~ свистела одна” вписано. ] Потом показались гостям трубки,
не так давно выигранный янтарный мундштук и кисет, вышитый ему какою-то графинею,
где-то на почтовой станции влюбившей<ся> в него по уши, и у которой ручки, по словам его,
были: самый рассубтильный деликатес. [Далее было: Гости набили трубки и выкурили
какого-то табаку <1 нрзб.> прямо из Лондона. Чичиков взял одну трубку, для того только,
чтобы держать ее во рту, не желая ссорить<ся> с хозяином] Потом Ноздрев велел подать
привезенного им балыка. Закусивши балыком, они сели за стол близ пяти часов.

Блюда за столом не играли важной роли, и сам хозяин мало на них обращал внимания,
зато очень заботился о винах. Еще не подавали супа, он уже налил гостям по большому
стакану портвейна и по другому Го-Сотерну, потому что в губернских и уездных городах не
бывает простого сотерну [но всегда Го]. Потом Ноздрев велел принести бутылку мадеры,
лучше которой не пивал сам фельдмаршал. Эта мадера была нестерпимо крепка, ибо купцы,
зная уже вкус обитателей того округа, заправляли ее нещадно ромом и крепкою водкою. [была
нестерпимо крепка, потому что в губернских городах заправляют ее нещадно ромом и
крепкою водкою, зная, что чиновники и окружные помещики любят добрую мадеру. ] Потом
Ноздрев велел еще принесть какую-то особенную бутылку, которая была, по словам его, и
бургоньон и шампаньон вместе. Он подливал [ее] очень усердно в оба стакана, и направо и
налево, и зятю и Чичикову, но сам показывал только для виду, будто наливает и пьет. Это
Чичиков заметил и решился быть осторожным. Как только Ноздрев как-нибудь[Вместо “Он
подливал ~ как-нибудь”: Ноздрев наливал гостям чрезвычайно щедро и упрашивал пить с
большими заклинаниями: “Ты мне не друг и не товарищ, и не знайся со мною, и не езди ко
мне, если не выпьешь”. Зять, несмотря на то, что оказывал большое сопротивление, к концу
всегда почти выпивал. Чичиков однако ж заметил, что сам хозяин почти вовсе не пил и
показывал только для виду, что наливал в свой стакан. Это заставило его быть осторожным, и
потому как только замечал, что Ноздрев] заговаривался или наливал зятю, он опрокидывал[в
тот же час он опрокидывал] свой стакан в тарелку. Ноздрев велел подать еще какую-то
рябиновку, [Вместо “Ноздрев велел ~ рябиновку”: После пирожного Ноздрев велел подать
рябиновку] которая, по словам его, имела совершенный вкус[имела совершенно вкус] сливок”
но в которой кроме сильного запаха водки ничего [особенного] не было. Потом пили какой-то
бальзам, носивший такое имя, которое трудно было припомнить, [но в которой однако ж был
слышен один только вкус водки. Еще пили какой-то бальзам, которого названия уж никак
нельзя припомнить] да и сам хозяин в другой раз назвал его другим именем. Хотя обед давно
окончился, но гости всё еще сидели за столом. Чичиков давно бы хотел[а. Чичиков несколько
раз уже хотел было] заговорить с Ноздревым насчет предмета, [Далее начато: близкого к] о
котором читатель уже знает, и разведать, что и как у него и в каком числе. [а. и [расспросить]
разведать, что и как у него мертвые души, в каком количестве внутренне, и если б можно, так
и кончить бы всё скорее. ] Но казалось ему как-то неловко[Далее начато: при постороннем
человеке] заговорить об этом при зяте, который все-таки здесь посторонний человек, хотя
он[хотя зять] уже давно был в таком положении, что только зевал да клал[Далее начато: на
стол] себе на локоть голову. Наконец, встали из-за стола. Зять почувствовал, что загулялся, и
стал отпрашиваться домой, но так[а. но таким] лениво и вяло, как будто бы надевал на лошадь
клещами хомут. [Вместо “Чичиков давно ~ хомут”: Зять почувствовал такую зевоту, что,
зевнувши, целый час не мог закрыть своего рта. Чичиков имел дух встать из-за стола и
освежиться стаканом воды. Зять, несмотря на шумевший в голове задор, смекнул тоже, что он
слишком загулялся, и стал отпрашиваться домой чрезвычайно ленивым и расслабленным
языком. ]