Page 30 - Мои университеты
P. 30

интересную историю, в основе которой капризно извивалась "незримая нить". У меня были
               знакомства с рабочими фабрик Крестовникова и Алафузова; особенно близок был мне старик
               ткач  Никита  Рубцов,  человек,  работавший  почти  на  всех  ткацких  фабриках  России,
               беспокойная, умная душа.
                     - Пятьдесят и семь лет хожу я по земле, Лексей ты мой Максимыч, молодой ты мои шиш,
               новый челночок! - говорил он придушенным голосом, улыбаясь больными, серыми глазами в
               тёмных очках, самодельно связанных медной проволокой, от которой у него на переносице и
               за ушами являлись зелёные пятна окиси. Ткачи звали его Немцем за то, что он брил бороду,
               оставляя  тугие  усы  и  густой  клок  седых  волос  под  нижней  губой.  Среднего  роста,
               широкогрудый, он был исполнен скорбной весёлостью.
                     - Люблю в цирк ходить, - говорил он, склоняя на левое плечо лысый, шишковатый череп.
               - Лошадей - скотов - как выучивают, а? Утешительно. Гляжу на скот с почтением, - думаю: ну,
               значит, и людей можно научить пользоваться разумом. Скота - сахаром подкупают циркачи,
               ну, мы, конечно, сахар в лавочке купить способны. Нам - для души сахар нужно, а это будет
               ласка! Значит, парень, лаской надо действовать, а не поленом, как установлено промежду нас,
               - верно?
                     Сам он был не ласков с людьми, говорил с ними полупрезрительно и насмешливо, в
               спорах  возражал  односложными  восклицаниями,  явно  стараясь  обидеть  совопросника.  Я
               познакомился с ним в пивной, когда его собирались бить и уже дважды ударили, я вступился и
               увёл его.
                     - Больно ударили вас? - спросил я, идя с ним во тьме, под мелким дождём осени.
                     - Ну, - так-ли бьют? - равнодушно сказал он. - Постой-ка, - почему это ты со мной на "вы"
               говоришь?
                     С этого и началось наше знакомство. Вначале он высмеивал меня остроумно и ловко, но
               когда  я  рассказал  ему,  какую  роль  в  жизни  нашей  играет  "незримая  нить",  он  задумчиво
               воскликнул:
                     - А ты  - не глуп, нет! Ишь ты?.. -  И стал относиться ко мне отечески ласково, даже
               именуя меня по имени и отчеству.
                     - Мысли твои, Лексей ты мой Максимыч, шило моё милое, - правильные мысли, только
               никто тебе не поверит, невыгодно...
                     - Вы верите?
                     -  Я  -  пёс  бездомный,  короткохвостый,  а  народ  состоит  из  цепных  собак,  на  хвосте
               каждого  репья  много:  жёны,  дети,  гармошки,  калошки.  И  каждая  собачка  обожает  свою
               конуру. Не поверят. У нас - у Морозова на фабрике было дело! Кто впереди идёт, того по лбу
               бьют, а лоб - не задница, долго саднится.
                     Он стал говорить несколько иначе, когда познакомился со слесарем Шапошниковым,
               рабочим Крестовникова, - чахоточный Яков, гитарист, знаток библии поразил его яростным
               отрицанием  бога.  Расплёвывая  во  все  стороны  кровавые  шматки  изгнивших  лёгких,  Яков
               крепко и страстно доказывал:
                     - Первое: создан я вовсе не "по образу и подобию божию", - я ничего не знаю, ничего не
               могу и, притом, не добрый человек, нет, не добрый! Второе: бог не знает, как мне трудно, или
               знает, да не в силе помочь, или может помочь, да - не хочет. Третье: бог не всезнающий, не
               всемогущий,  не  милостив,  а  - проще  -  нет  его!  Это  -  выдумано,  всё выдумано, вся  жизнь
               выдумана, однако - меня не обманешь!
                     Рубцов изумился до немоты, потом посерел от  злости и стал дико ругаться, но Яков
               торжественным  языком  цитат  из  библии  обезоружил  его,  заставил  умолкнуть  и  вдумчиво
               съёжиться.
                     Говоря,  Шапошников  становился почти  страшен.  Лицо  у  него  было  смуглое,  тонкое,
               волосы курчавые и чёрные, как у цыгана, из-за синеватых губ сверкали волчьи зубы. Тёмные
               глаза его неподвижно упирались прямо в лицо противника, и трудно было выдержать этот
               тяжёлый, сгибающий взгляд - он напоминал мне глаза больного манией величия.
                     Идя со мною от Якова, Рубцов говорил угрюмо:
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35