Page 30 - Мои университеты
P. 30
интересную историю, в основе которой капризно извивалась "незримая нить". У меня были
знакомства с рабочими фабрик Крестовникова и Алафузова; особенно близок был мне старик
ткач Никита Рубцов, человек, работавший почти на всех ткацких фабриках России,
беспокойная, умная душа.
- Пятьдесят и семь лет хожу я по земле, Лексей ты мой Максимыч, молодой ты мои шиш,
новый челночок! - говорил он придушенным голосом, улыбаясь больными, серыми глазами в
тёмных очках, самодельно связанных медной проволокой, от которой у него на переносице и
за ушами являлись зелёные пятна окиси. Ткачи звали его Немцем за то, что он брил бороду,
оставляя тугие усы и густой клок седых волос под нижней губой. Среднего роста,
широкогрудый, он был исполнен скорбной весёлостью.
- Люблю в цирк ходить, - говорил он, склоняя на левое плечо лысый, шишковатый череп.
- Лошадей - скотов - как выучивают, а? Утешительно. Гляжу на скот с почтением, - думаю: ну,
значит, и людей можно научить пользоваться разумом. Скота - сахаром подкупают циркачи,
ну, мы, конечно, сахар в лавочке купить способны. Нам - для души сахар нужно, а это будет
ласка! Значит, парень, лаской надо действовать, а не поленом, как установлено промежду нас,
- верно?
Сам он был не ласков с людьми, говорил с ними полупрезрительно и насмешливо, в
спорах возражал односложными восклицаниями, явно стараясь обидеть совопросника. Я
познакомился с ним в пивной, когда его собирались бить и уже дважды ударили, я вступился и
увёл его.
- Больно ударили вас? - спросил я, идя с ним во тьме, под мелким дождём осени.
- Ну, - так-ли бьют? - равнодушно сказал он. - Постой-ка, - почему это ты со мной на "вы"
говоришь?
С этого и началось наше знакомство. Вначале он высмеивал меня остроумно и ловко, но
когда я рассказал ему, какую роль в жизни нашей играет "незримая нить", он задумчиво
воскликнул:
- А ты - не глуп, нет! Ишь ты?.. - И стал относиться ко мне отечески ласково, даже
именуя меня по имени и отчеству.
- Мысли твои, Лексей ты мой Максимыч, шило моё милое, - правильные мысли, только
никто тебе не поверит, невыгодно...
- Вы верите?
- Я - пёс бездомный, короткохвостый, а народ состоит из цепных собак, на хвосте
каждого репья много: жёны, дети, гармошки, калошки. И каждая собачка обожает свою
конуру. Не поверят. У нас - у Морозова на фабрике было дело! Кто впереди идёт, того по лбу
бьют, а лоб - не задница, долго саднится.
Он стал говорить несколько иначе, когда познакомился со слесарем Шапошниковым,
рабочим Крестовникова, - чахоточный Яков, гитарист, знаток библии поразил его яростным
отрицанием бога. Расплёвывая во все стороны кровавые шматки изгнивших лёгких, Яков
крепко и страстно доказывал:
- Первое: создан я вовсе не "по образу и подобию божию", - я ничего не знаю, ничего не
могу и, притом, не добрый человек, нет, не добрый! Второе: бог не знает, как мне трудно, или
знает, да не в силе помочь, или может помочь, да - не хочет. Третье: бог не всезнающий, не
всемогущий, не милостив, а - проще - нет его! Это - выдумано, всё выдумано, вся жизнь
выдумана, однако - меня не обманешь!
Рубцов изумился до немоты, потом посерел от злости и стал дико ругаться, но Яков
торжественным языком цитат из библии обезоружил его, заставил умолкнуть и вдумчиво
съёжиться.
Говоря, Шапошников становился почти страшен. Лицо у него было смуглое, тонкое,
волосы курчавые и чёрные, как у цыгана, из-за синеватых губ сверкали волчьи зубы. Тёмные
глаза его неподвижно упирались прямо в лицо противника, и трудно было выдержать этот
тяжёлый, сгибающий взгляд - он напоминал мне глаза больного манией величия.
Идя со мною от Якова, Рубцов говорил угрюмо: