Page 32 - Мои университеты

Иногда он жаловался мне:
- Несерьёзно всё. Все всё берут, - без толку. Купил себе полдюжины носков - сразу
исчезли!
Это было смешно - о носках, - но я не смеялся, видя, как бьётся скромный, бескорыстный
человек, стараясь наладить полезное дело, а все вокруг относятся к этому делу легкомысленно
и беззаботно, разрушая его. Деренков не рассчитывал на благодарность людей, которым
служил, но - он имел право на отношение к нему более внимательное, дружеское и не встречал
этого отношения. А семья его быстро разрушилась, отец заболевал тихим помешательством на
религиозной почве, младший брат начинал пить и гулять с девицами, сестра вела себя, как
чужая, и у неё, видимо, разыгрывался невесёлый роман с рыжим студентом, я часто замечал,
что глаза её опухли от слёз, и студент стал ненавистен мне.
Мне казалось, что я влюблен в Марию Деренкову. Я был влюблен также в продавщицу
из нашего магазина Надежду Щербатову, дородную, краснощёкую девицу, с неизменно
ласковой улыбкой алых губ. Я вообще был влюблен. Возраст, характер и запутанность моей
жизни требовали общения с женщиной, и это было скорее поздно, чем преждевременно. Мне
необходима была женская ласка или хотя бы дружеское внимание женщины, нужно было
говорить откровенно о себе, разобраться в путанице бессвязных мыслей, в хаосе впечатлений.
Друзей у меня - не было. Люди, которые смотрели на меня как на "материал,
подлежащий обработке", не возбуждали моих симпатий, не вызывали на откровенность. Когда
я начинал говорить им не о том, что интересовало их, - они советовали мне:
- Бросьте это!
Гурия Плетнёва арестовали и отвезли в Петербург, в "Кресты". Первый сказал мне об
этом Никифорыч, встретив меня рано утром на улице. Шагая навстречу мне задумчиво и
торжественно, при всех медалях, - как будто возвращаясь с парада, - он поднял руку к фуражке
и молча разминулся со мной, но тотчас остановясь, сердитым голосом сказал в затылок мне:
- Гурия Александровича арестовали сегодня ночью...
И, махнув рукою, добавил потише, оглядываясь:
- Пропал юноша!
Мне показалось, что на его хитрых глазах блестят слёзы.
Я знал, что Плетнёв ожидал ареста, он сам предупредил меня об этом и советовал не
встречаться с ним ни мне, ни Рубцову, с которым он так же дружески сошёлся, как и я.
Никифорыч, глядя под ноги себе, скучно спросил:
- Что не приходишь ко мне?..
Вечером я пришёл к нему, он только что проснулся и, сидя на постели, пил квас, жена
его, согнувшись у окошка, чинила штаны.
- Так-то вот, - заговорил будочник, почёсывая грудь, обросшую енотовой шерстью, и
глядя на меня задумчиво. - Арестовали. Нашли у него кастрюлю, он в ней краску варил для
листков против государя.
И, плюнув на пол, он сердито крикнул жене:
- Давай штаны!
- Сейчас, - ответила она, не поднимая головы.
- Жалеет, плачет, - говорил старик, показав глазами на жену. - И мне жаль. Однако - что
может сделать студент против государя?
Он стал одеваться, говоря:
- Я, на минуту, выйду... Ставь самовар, ты.
Жена его неподвижно смотрела в окно, но когда он скрылся за дверью будки, она,
быстро повернувшись, протянула к двери туго сжатый кулак, сказав, с великой злобой, сквозь
оскаленные зубы:
- У, стерво старое!
Лицо у неё опухло от слёз, левый глаз почти закрыт большим синяком. Вскочила,
подошла к печи и, наклонясь над самоваром, зашипела:
- Обману я его, так обману - завоет! Волком завоет. Ты - не верь ему, ни единому слову