Page 58 - Отец Горио
P. 58

приветствуют меня улыбочкой, и тогда мне кажется, что вся природа золотится, точно залитая
               лучами какого-то ясного-ясного солнца. Я остаюсь ждать — они должны ехать обратно. И я их
               вижу  еще  раз!  Воздух  им  на  пользу  —  они  порозовели.  Вокруг  себя  я  слышу  разговоры:
               «Какая красавица!» А у меня душа радуется. Разве они не моя кровь? Я люблю тех лошадей,
               которые их возят, мне бы хотелось быть той маленькой собачкой, которую дочки мои держат
               на коленях. Я живу их удовольствиями. Каждый любит по-своему. Кому мешает моя любовь?
               Почему  люди  пристают  ко  мне?  Я  счастлив  по-своему.  Что  же  тут  преступного,  ежели  я
               вечером иду взглянуть на моих дочек, когда они выходят из дому, отправляясь куда-нибудь на
               бал. Как мне бывает грустно, если я опоздаю и мне скажут: «Мадам уехала». Однажды я не
               видал Нази целых два дня, и тогда я прождал с вечера до трех часов утра, чтобы ее увидеть. От
               радости я чуть не умер! Прошу вас, если где-нибудь зайдет речь обо мне, говорите только,
               какие мои дочки добрые. Они готовы засыпать меня всякими подарками, но я не допускаю
               этого и говорю им:  «Берегите ваши деньги для  себя! Что мне в подарках?  Мне ничего не
               нужно». Да и на самом деле, что я такое? — жалкий труп, а душа моя всегда и всюду с моими
               дочками.  Если  вам  удастся  повидать  госпожу  де  Нусинген,  скажите  мне,  которая  из  них
               понравилась вам больше, добавил после паузы старичок, заметив, что Эжен собрался уходить:
               студент шел погулять в Тюильри до того часа, когда будет возможно явиться к г-же де Босеан.
                     Эта прогулка решила участь Растиньяка. Несколько женщин обратили на него внимание.
               Он был так молод, так красив, в его нарядности так много вкуса! Заметив, что на него смотрят,
               чуть  не  любуюсь,  он  позабыл  обобранных  сестер  и  тетку,  забыл  о  добродетельной  своей
               брезгливости. Он видел, как у него над головой пронесся демон, которого легко принять за
               ангела,  тот  сатана  на  пестрых  крыльях,  что  рассыпает  рубины,  вонзает  золотые  стрелы  в
               фронтоны  на  дворцах,  наряжает  женщин  в  багряницу  и  облекает  глупым  блеском  троны,
               первоначально очень скромные; он уже внял богу трескучего тщеславия с его сверкающими
               побрякушками, которые мы принимаем за символы могущества. Речь Вотрена при всем своем
               цинизме  запала  ему  в  душу,  как  в  память  девушки  врезается  гнусный  профиль  сводни,
               говорящей: «Любви и золота по горло!»
                     Беспечно побродив, Эжен явился около пяти часов к г-же де Босеан и получил удар, один
               из самых страшных ударов, против которых юные сердца оказываются беззащитны. До сих
               пор он находил у виконтессы учтивую приветливость, подкупающую любезность — то, что
               вырабатывается благодаря аристократическому воспитанию, но достигает совершенства лишь
               тогда,  когда  идет  от  сердца.  А  тут  при  появлении  Эжена  г-жа  де  Босеан  только  кивнула
               головой и сухо заявила:
                     — Господин де Растиньяк, я не могу принять вас, по крайней мере в данную минуту! Я
               очень занята…
                     Для человека  наблюдательного, каким стал очень быстро Растиньяк, ее слова, кивок,
               взгляд, перемена тона — все было повестью о нравах и характере определенной касты. Он
               увидел под бархатной перчаткой стальную руку, под благородными манерами культ своей
               личности  и  эгоизм,  под  лаком  —  дерево.  Он,  наконец,  постиг  что  значит  понятие:  «Мы,
               король», которое берет начало под плюмажем трона, а кончается под навершьем шлема на
               самом захудалом дворянине. Эжен слишком легко уверовал в благородные чувства женщины,
               полагаясь на ее слова. Подобно всем обездоленным, он честно подписал желанный договор,
               который должен связывать благодетеля с тем, кому тот покровительствует, и в первом пункте
               свято  утверждать  между  людьми  большой  души  их  полное  равенство.  Когда  благодеяние
               связует  воедино  два  существа,  оно  порождает  небесное  чувство,  такое  же  редкое  и
               неоцененное, как настоящая любовь. То и другое чувство — роскошные дары возвышенной
               души.
                     Чтобы попасть на бал к герцогине Карильяно, Растиньяк снес эту выходку и с дрожью в
               голосе ответил:
                     — Мадам, если бы не важное дело, я не пришел бы докучать вам. Будьте так добры,
               разрешите мне зайти к вам позже, мне не к спеху.
                     — Хорошо,  приходите  ко  мне  обедать, —  ответила  она,  сама  несколько  смутившись
   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62   63