Page 58 - Отец Горио
P. 58
приветствуют меня улыбочкой, и тогда мне кажется, что вся природа золотится, точно залитая
лучами какого-то ясного-ясного солнца. Я остаюсь ждать — они должны ехать обратно. И я их
вижу еще раз! Воздух им на пользу — они порозовели. Вокруг себя я слышу разговоры:
«Какая красавица!» А у меня душа радуется. Разве они не моя кровь? Я люблю тех лошадей,
которые их возят, мне бы хотелось быть той маленькой собачкой, которую дочки мои держат
на коленях. Я живу их удовольствиями. Каждый любит по-своему. Кому мешает моя любовь?
Почему люди пристают ко мне? Я счастлив по-своему. Что же тут преступного, ежели я
вечером иду взглянуть на моих дочек, когда они выходят из дому, отправляясь куда-нибудь на
бал. Как мне бывает грустно, если я опоздаю и мне скажут: «Мадам уехала». Однажды я не
видал Нази целых два дня, и тогда я прождал с вечера до трех часов утра, чтобы ее увидеть. От
радости я чуть не умер! Прошу вас, если где-нибудь зайдет речь обо мне, говорите только,
какие мои дочки добрые. Они готовы засыпать меня всякими подарками, но я не допускаю
этого и говорю им: «Берегите ваши деньги для себя! Что мне в подарках? Мне ничего не
нужно». Да и на самом деле, что я такое? — жалкий труп, а душа моя всегда и всюду с моими
дочками. Если вам удастся повидать госпожу де Нусинген, скажите мне, которая из них
понравилась вам больше, добавил после паузы старичок, заметив, что Эжен собрался уходить:
студент шел погулять в Тюильри до того часа, когда будет возможно явиться к г-же де Босеан.
Эта прогулка решила участь Растиньяка. Несколько женщин обратили на него внимание.
Он был так молод, так красив, в его нарядности так много вкуса! Заметив, что на него смотрят,
чуть не любуюсь, он позабыл обобранных сестер и тетку, забыл о добродетельной своей
брезгливости. Он видел, как у него над головой пронесся демон, которого легко принять за
ангела, тот сатана на пестрых крыльях, что рассыпает рубины, вонзает золотые стрелы в
фронтоны на дворцах, наряжает женщин в багряницу и облекает глупым блеском троны,
первоначально очень скромные; он уже внял богу трескучего тщеславия с его сверкающими
побрякушками, которые мы принимаем за символы могущества. Речь Вотрена при всем своем
цинизме запала ему в душу, как в память девушки врезается гнусный профиль сводни,
говорящей: «Любви и золота по горло!»
Беспечно побродив, Эжен явился около пяти часов к г-же де Босеан и получил удар, один
из самых страшных ударов, против которых юные сердца оказываются беззащитны. До сих
пор он находил у виконтессы учтивую приветливость, подкупающую любезность — то, что
вырабатывается благодаря аристократическому воспитанию, но достигает совершенства лишь
тогда, когда идет от сердца. А тут при появлении Эжена г-жа де Босеан только кивнула
головой и сухо заявила:
— Господин де Растиньяк, я не могу принять вас, по крайней мере в данную минуту! Я
очень занята…
Для человека наблюдательного, каким стал очень быстро Растиньяк, ее слова, кивок,
взгляд, перемена тона — все было повестью о нравах и характере определенной касты. Он
увидел под бархатной перчаткой стальную руку, под благородными манерами культ своей
личности и эгоизм, под лаком — дерево. Он, наконец, постиг что значит понятие: «Мы,
король», которое берет начало под плюмажем трона, а кончается под навершьем шлема на
самом захудалом дворянине. Эжен слишком легко уверовал в благородные чувства женщины,
полагаясь на ее слова. Подобно всем обездоленным, он честно подписал желанный договор,
который должен связывать благодетеля с тем, кому тот покровительствует, и в первом пункте
свято утверждать между людьми большой души их полное равенство. Когда благодеяние
связует воедино два существа, оно порождает небесное чувство, такое же редкое и
неоцененное, как настоящая любовь. То и другое чувство — роскошные дары возвышенной
души.
Чтобы попасть на бал к герцогине Карильяно, Растиньяк снес эту выходку и с дрожью в
голосе ответил:
— Мадам, если бы не важное дело, я не пришел бы докучать вам. Будьте так добры,
разрешите мне зайти к вам позже, мне не к спеху.
— Хорошо, приходите ко мне обедать, — ответила она, сама несколько смутившись