Page 76 - Отец Горио

другие ходили взад и вперед по комнате, продолжая начатые споры. Вечерами почти всегда
бывало так, что каждый уходил, когда вздумается, в зависимости от того, насколько интересен
для него был разговор, или от большей или меньшей трудности пищеварения. Зимой
случалось редко, чтобы столовая пустела раньше восьми часов, а уж тогда четыре женщины,
оставшись в одиночестве, вознаграждали себя за молчание, какое налагало на их пол такое
сборище мужчин. В тот вечер поначалу Вотрен как будто бы спешил уйти, но настроение
студента озадачило его, и он остался, стараясь все же не попадаться ему на глаза, чтобы Эжен
думал, будто он ушел. Вотрен не ушел и позже, вместе с последними нахлебниками, а затаился
в гостиной, по соседству. Он все прочел в душе студента и ждал решительного перелома.
Положение Растиньяка и вправду становилось очень трудным, — вероятно, оно знакомо
многим молодым людям. Из любви иль из кокетства, но только г-жа де Нусинген заставила
Эжена пройти через томления настоящей страсти, употребив для этого все средства
парижской женской дипломатии. Скомпрометировав себя в глазах общества, чтобы удержать
кузена виконтессы де Босеан, Дельфина, однако, не решалась действительно предоставить
Эжену те права, которые, как всем казалось, он уже осуществлял. Целый месяц она так сильно
разжигала в Растиньяке чувственность, что, наконец, затронула и сердце. Хотя в начале их
сближения Эжен и мнил себя главою, вскоре г-жа де Нусинген возобладала над ним благодаря
умению возбуждать в Растиньяке все добрые и все дурные чувства тех двух или трех человек,
которые одновременно живут в одном молодом парижанине. Был ли здесь особый умысел?
Нет, женщины всегда правдивы, следуя даже в самых беззастенчивых своих обманах
какому-нибудь естественному чувству. С самого начала Дельфина позволила Эжену взять над
собой верх и выказала к нему слишком большое чувство, а теперь, повидимому, желание
сохранить достоинство побуждало ее отказаться от своих уступок или отложить их на
некоторое время. Для парижанки так естественно, даже в пылу страсти, оттягивать минуту
своего паденья, испытывая сердце того мужчины, которому она вручает свое будущее!
Надежды г-жи де Нусинген уже были однажды обмануты: ее чувство к молодому эгоисту не
нашло себе достойного ответа. Она имела основание быть недоверчивой. Быстрый успех
превратил Эжена в фата, и, может быть, Дельфина заметила в его манере обращаться с ней
какую-то неуважительность, вызванную своеобразием их отношений. После долгих унижений
перед тем, кто ее бросил, теперь она, вероятно, стремилась возвыситься в глазах такого юного
поклонника и внушить ему почтительность к себе. Ей не хотелось, чтобы Эжен считал победу
над нею легкой, именно потому, что он знал о близких отношениях меж ней и де Марсе.
Словом, избавившись от молодого развратника, настоящего чудовища, от его унизительного
сластолюбия, Дельфина нашла неизъяснимую отраду в прогулках по цветущим владениям
любви, где она с восторгом любовалась пейзажами, подолгу вслушивалась в трепетные звуки
и отдавалась ласке целомудренного ветерка. Истинная любовь расплачивалась за ложную. К
сожалению, эта нелепость будет встречаться еще часто, пока мужчины не поймут, сколько
цветов может смять в женской молодой душе первый же обман, с которым она сталкивается.
Но каковы бы ни были тому причины, Дельфина играла Растиньяком, и делала это с
наслажденьем, не сомневаясь, что она любима и обладает верным средством прекратить все
огорчения возлюбленного, когда ее женское величество почтет это за благо. А Растиньяку из
самолюбия не хотелось, чтобы первый его бой закончился для него поражением, и он упорно
преследовал свою добычу, как охотник стремится непременно застрелить куропатку в день св.
Губерта. Оскорбленное самолюбие, тревоги, приступы отчаяния, искреннего или напускного,
все более и более привязывали его к этой женщине. Весь Париж говорил о его победе над нею,
а между тем его успехи у нее не шли дальше того, что он завоевал в первый день их
знакомства. Еще не понимая, что иногда в кокетстве женщины заключено гораздо больше
радостей, чем удовольствий в ее любви, Растиньяк глупо бесился. Та пора, когда женщина
борется с любовью, приносила Растиньяку первые свои плоды: они были зелены, с кислинкой,
но восхитительны на вкус, зато и обходились дорого. Временами, оставшись без гроша, не
видя пред собою будущего, Эжен, вопреки голосу совести, подумывал о той возможности
обогатиться, которую подсказывал ему Вотрен, — о женитьбе на мадмуазель Тайфер. Теперь