Page 90 - Отец Горио

страницы. Как прекрасна юность, госпожа Кутюр! Спи, милый мальчик, — произнес он, глядя
на Эжена, — хорошее приходит иногда во время сна. Сударыня, — обратился он к вдове, — в
этом юноше меня влечет и трогает гармония между его душевной красотой и красотой его
лица. Взгляните: да ведь это херувим, склонивший голову на плечо ангелу! Он достоин
любви! Будь я женщина, я бы с наслаждением умер… (нет, я не так глуп!) жил бы для него.
Любуясь ими, — шопотом продолжал он, наклонившись к уху вдовы, — я не могу отрешиться
от мысли, что бог создал их друг для друга. У провидения свои тайные пути, оно испытует
сердца и чресла, — сказал он уже громко. — Глядя на вас, детей, столь близких друг другу
чистотой души и всеми человеческими чувствами, я говорю себе: для вас и в будущем разлука
невозможна. Бог справедлив. Да-а! — обратился он к девушке. — Мне помнится, как-то я
заметил у вас линии счастливой жизни. Мадмуазель Викторина, дайте-ка мне вашу руку. Я
смыслю в хиромантии, мне приходилось гадать не один раз. Ну же, не бойтесь! О, что я вижу?
Честное слово, вы очень скоро будете одной из самых богатых наследниц во всем Париже. Вы
осчастливите своего милого превыше головы… Отец возвращает вас к себе. Вы выходите
замуж за молодого человека, титулованного, красивого, который обожает вас.
Тяжелые шаги кокетливой вдовы, спускавшейся по лестнице, прервали пророчества
Вотрена.
— А вот и маменька Вокке, прекррасна, как звеззда, и стянута в рюмочку. Мы чуточку
себя не душим? — спросил он ее, пощупав планшетку корсета. — Под ложечкой-то,
маменька, здорово перетянуто. Не дай бог, расплачемся, произойдет взрыв; конечно, я
подберу осколки со всей заботливостью антиквара.
— Вот он знает французский любезный разговор! — сказала вдова на ухо г-же Кутюр.
— Прощайте, дети, — обратился Вотрен к Викторине и Эжену. Благословляю вас, —
сказал он, возлагая руки на их головы. — Поверьте мне, мадмуазель, добрые пожелания
честного человека что-нибудь да значат, они принесут счастье. Бог внемлет им.
— Прощайте, милый друг, — сказала г-жа Воке своей жилице. — Не думаете ли вы, —
прибавила она шопотом, — что у господина Вотрена серьезные намерения в отношении меня?
— Гм! Гм!
Когда обе женщины остались одни, Викторина, взглянув на свои руки, произнесла со
вздохом:
— Ах, маменька, если бы добрый господин Вотрен оказался прав!
— Для этого нужно только одно — чтобы этот изверг, твой брат, свалился с лошади, —
ответила старая дама.
— О маменька!
— Господи, может быть, и грех желать зла своим врагам, — сказала вдова. — Что
делать, покаюсь в этом на духу! А я, по правде говоря, от чистого сердца снесу цветы на его
могилу. Гадкая душа! У него нет мужества замолвить слово за свою мать, а ведь он присвоил
ее наследство всякими каверзами в ущерб тебе. У моей кузины было хорошее состояние. На
твое горе, никто даже не заикнулся о том, чтобы оговорить его в брачном контракте.
— Если бы мое благополучие досталось мне ценою чьей-нибудь жизни, мне было бы
тяжело им пользоваться, — сказала Викторина. — Раз для моего счастья необходимо, чтобы
брат мой умер, я предпочту навсегда остаться здесь.
— Боже мой! Ты сама видишь, этот милый господин Вотрен — человек религиозный, —
отвечала г-жа Кутюр, — и мне было очень приятно убедиться, что он не безбожник, как
другие, которые рассуждают о боге с меньшим уважением, чем о дьяволе. И вот господин
Вотрен говорит: кто может знать, какими путями ведет нас провидение?
С помощью Сильвии двум женщинам удалось перенести Эжена в его комнату и уложить
на кровать; кухарка расстегнула на нем одежду, чтобы ему было удобнее. Перед уходом, когда
г-жа Кутюр отвернулась, Викторина запечатлела на лбу Эжена поцелуй, вкусив всю сладость
счастья в этом преступном лобзанье. Она окинула взглядом его комнату, можно сказать,