Page 103 - И жили люди на краю

100
Смолин вернулся домой, не понимая, что происходит на острове.
Утром, пройдя через проходную, свернул к газетной витрине,
возле которой толкались люди и впереди всех – активисты, что
выступают на собраниях: наверное, им нужно было знать больше
всех. Но и Иван хотел знать, как начались сражения, где войска
императорской армии?
Однако в областной газете напечатали только заявление о
войне и сообщения о митингах. Мастер Клецков, костлявый,
седой, с орденом на выцветшей гимнастерке, требовательно
крикнул:
– Не напирайте! Кому не видно, слушайте. Читаю: «Один за
другим выступали трудящиеся на митинге». Это в мехмастерской
Сахалингосрыбтреста, – пояснил мастер. – Но всё сказанное там
касается и нас. Слушайте! Призвали «к бдительности, военной
подтянутости и дисциплине, к соблюдению железного порядка
на производстве». Ясно? – спросил он. – Все на свои места!
У Ивана в цехе под высоким пыльным окном лежали
заготовки для кузова полуторки. До обеда его надо сколотить, а
саму полуторку оживляют слесари. Но не скоро они оживят ее.
Молодой неопытный шофёр якобы увидел свою подружку,
захотел перед нею хвастнуть, погнал машину на приличной
скорости и на повороте упустил её под обрыв. Теперь парня
будут судить. Мастер считает: такое мог сделать только
вредитель. А как они все взорвутся, если узнают, кто он, Иван
Смолин? Что с ним сделают: на месте прибьют или в бетонной
камере расстреляют?
Там, на юге, он рос. Четыре года учился в школе; русских
мальчишек было мало, и он сдружился с Сасаки – щупленьким,
смешливым, добрым. Сасаки часто приводил его к себе домой,
угощал сладостями, рыбой, рисом, научил есть хаси – палочками,
у него это ловко получалось, но сам, когда приходил к нему, так и
не научился есть ложкой. Мать у Сасаки тоже была добрая. Отец