Page 479 - И жили люди на краю

476
Ён Дя подняла глаза, полные слёз. Сказала
неприязненно-зло:
– Хочешь знать правду? Так знай! Я обслуживала... пять
месяцев. Пять месяцев с японскими офицерами, солдатами...
Дон Хи словно оглох. Не слышал ни её рыданий, ни то, что
она говорила. Он сейчас сам набросил бы себе на шею петлю
– бессмысленной, конченной ему представилась жизнь. Всё
отняли японцы. Мало того, что его загнали сюда, так и её... Он
была его мечтой, его надеждой, его счастьем в море бед и горя.
Он стремился к ней, единственной, нежной, чистой, как родник.
И они осквернили... В Киме кипела не только ненависть –
впервые остро пронзило чувство мести: взять и убить хоть одного
японца. Вон того, улыбающегося перед женщинами, – наверняка,
военный, может, офицер, а теперь залез в простенькую
одежонку...
Что-то сказали в рупор, и толпа снова устремилась к
вокзалу. Ён Дя бросилась в неё, как в огонь. Какое-то время Ким
стоял в прежней позе: голова опущена, руки обвисли, узелок – на
земле
И вдруг рванулся за любимой. Он сильно, со злорадным
наслаждением расталкивал людей локтями, плечом, кого-то сбил
с ног, кто-то схватил его за рубаху, но он так ударил по руке, что
она отлетела, оторвав пуговицу. Он уже заметил её, Ён Дя, и
старался не потерять из виду. Пыльная корзина возникла перед
его лицом – отпихнул её на чью-то голову, ещё рывок, и вот он
– возле Ён Дя; поймав её руку, крепко сжал.
– Оставь меня! Оставь! – вскрикнула Ён Дя истерично. – Ты
всё теперь знаешь. Я не хочу тебя видеть!..
Продолжая протискиваться вперед и таща Ён Дя за руку, он
подумал: «Хорошо, что жива. Могли бы и... Как парень
рассказывал: что было, навсегда исчезло».
Они впихнулись в тамбур – вагон уже был забит людьми до