Page 475 - И жили люди на краю

472
– Где-то через полчаса, когда у меня затекли ноги от
неподвижного стояния, у них в комнате глухо хлопнуло. Два
раза. Будто упали на пол чашки из-под сакэ и разбились. Затем
послышался злорадно-внятный голос: «Теперь болтать не
будете». Мягкими шагами человек спустился на нижний этаж.
Что делал там, не знаю. И когда ушёл, я не слышал. Я ощутил
дым. Он сгущался, и я понял: дом горит. Слез с чердака, увидел
двоих. Они лежали на полу в крови. Дальше не пошел – жаркий
огонь уже поднимался по лестнице. Я выбил окно и прыгнул...
– Я не хочу слушать, – сказала какая-то женщина. – Нельзя
так говорить о своих воинах.
– Правильно, не нам судить, – поддержал писатель и, как
бы беря на себя роль старшего над всеми здесь оказавшимися,
добавил: – Отдыхайте, набирайтесь сил и терпения.
И в доме стало тихо. Будто все уснули. Но Ким чувствовал:
никто не спит, каждый с волнением думает, что на самом деле
ждёт его завтра. И от Кима отдалился сон, хотя он закрыл глаза и
сидел недвижно между писателем и женщиной. Тяжёлой сырой
тишиной наливалась ночь, и, казалось, она уже никогда не
распадется – все они сгинут в ней. В какой-то момент он уснул, а
встряхнулся разом от резкого треска, и в первое мгновение всё
тело съежилось от мысли: стреляют.
Было светло; все смотрели на дверь, которую кто-то сильно
тряс с той стороны, потом снова ударил ногой снизу – чёрный
сапог, проломив тонкие дощечки и прорвав бумагу, застрял.
Когда человек выдернул ногу из двери, писатель шагнул к ней и
отодвинул в сторону. Все увидели русского солдата с автоматом
на груди; лицо заспанное, одутловатое, но не злое. Он бегло
оглядел всех, зевая, и выбросил вперёд руку – большой палец
показывал на потолок, а мизинец – на пол. Это был странный,
загадочный жест. Все, и Ким тоже, посмотрели на потолок, затем
на пол и – ничего не поняли. Солдат догадался, что японцы не