Page 611 - И жили люди на краю

608
Михаила в пах... Ночью Ромашова втолкнули в чёрный холодный
кузов машины, в котором уже было человек семь или восемь;
кто-то плакал. Когда машина тронулась, Михаил не устоял,
свалился в угол, кому-то под ноги, подумав: «Что-то ужасное
произошло в стране... Без войны...»

В ТАЙГЕ МОГИЛ НЕ ОСТАЕТСЯ

Писатель Моэдо Нобуэй нанялся у русских в пастухи. Спал
он на чердаке мало и непрочно, поднимался с тряпья перед
рассветом, из угла выходил по балке – потолок был из тонких
дощечек и под ногою мог проломиться, – тихо спускался по
лестнице, хозяева – японец и китаянка – ещё спали в маленькой
комнате. Как-то он заметил у них на столике четыре книги, одна
была его, и он испугался: что, если узнают, кто ютится у них?
Тогда их, наверное, потревожит чувство внутреннего неудобства,
а ему станет ещё хуже: и от того, что причинил людям
беспокойство, и от того, что придётся покинуть свой угол, чтобы
хозяева и дальше не испытывали неловкости. А впрочем, может,
ничего такого не произойдёт. Это раньше, в той жизни, к нему,
писателю, относились с почтением, а сейчас, когда даже боги
потеряли свои мечи, он втоптан сапогом войны в дорожную
грязь, и у всех безразличие и к нему, и к его книгам.
Проходил по доске, перекинутой через ручей; здесь во
дворах домов, что стояли у жёлтой бугристой дороги, жили три
коровы. Он стучал кнутовищем по низкому забору. Из коровника
высовывалось заспанное носатое лицо, смотрело недовольными
глазами.
– Сидласити, – кланялся Моэдо.
– Подождёшь – отзывалась женщина.
Сперва ему было непонятно это слово, после догадался: