Page 215 - Возле моря

И извинилась за то, что больше гулять не может, пойдёт
домой писать письмо матери, но он, Урьяно, пускай не скучает –
сегодня чудесная погода.
Она скрылась за деревьями, а он подумал: «Вежливо ... Но
всё ясно».
Стоял над ручьём и размышлял, что значит: «вода течет»?
Ну, сам видит, течёт. И очень шустро. И так днём и ночью. Из
года в год. Как жизнь. Да, подобно жизни. И понятно, что её,
Oтoхимэ, жизнь слита с другим человеком. И его жизнь тоже
слита с иной женщиной. Вот это и не рассечь. Неужто именно
такое ему сказала Отохимэ? И ушла, чтобы постоял и хоро-
шенько поворочал мозгами.
И больше не позволял себе глупых вольностей.
Вернувшись в дом, он не увидел Orохимэ – наверное, пи-
сала письмо в своей комнате. Прохромал к себе за ширму, сел у
окна и долго смотрел на опускающееся над заливом солнце. Ни о
чём не хотелось думать – было просто тоскливо.
Служанка принесла ужин; поел без аппетита и опять сидел
у окна; в распадке стемнело, и только ручей тускло, дрожаще
мигая, представлялся большой, куда-то ползущей змеёй, да за-
лив, весь день всасывавший в свою глубь солнечный свет, еще
матово затухал.
Неожиданно пришёл Танака.
«Всё кончилось, – решил Ульян. – Отохимэ попросила:
пора выпроваживать гостя. Может, даже пожаловалась: нагло
ведет себя».
Он поднялся, готовый выслушать всё, что скажет хозяин, и
это будет последняя в его доме ночь.
Танака заговорил:
– Сезон добычи сельди начался. Но это не единственная
рыба. Здесь много всякой, и умный, любящий трудиться человек,
желающий жить обеспеченно, – такой человек может заниматься
промыслом почти весь год и получать неплохую прибыль.
Ульян слушал, не понимая, о ком говорит Танака. О себе,
что ли? А зачем? Неужто всё для того, чтобы заявить, что ему,
Танаке, уважаемому господину, нанесено оскорбление ухажи-

213