Page 12 - Страдания юного Вертера

11

вать англез, и ты сам поймешь, как было мне приятно, когда ей пришлось проделывать фи-
гуру с нами! Надо только посмотреть, как она танцует! Видишь ли, она всем сердцем, всей
душой отдается танцу, все движения ее так гармоничны, так беспечны, так непринужденны,
как будто в этом для нее все, как будто она больше ни о чем не думает, ничего не чувствует,
и, конечно же, в те минуты все остальное не существует для нее.
Я попросил у нее второй контрданс; она обещала мне третий и с очаровательной от-
кровенностью призналась, что до страсти любит танцевать немецкий вальс. «Тут у нас при-
нято, – продолжала она, – чтобы дама танцевала вальс со своим постоянным кавалером. Но
мой кавалер прескверно вальсирует и будет мне признателен, если я избавлю его от этого
труда. Ваша дама тоже не охотница и не мастерица танцевать вальс, а я заметила еще в ан-
глезе, что вы вальсируете превосходно. Так вот, если вам хочется танцевать со мной, ст у-
пайте попросите разрешения у моего кавалера, а я пойду к вашей даме». Я согласился, и мы
решили, что ее танцор будет между тем занимать мою танцорку.
Танец начался, и мы некоторое время с увлечением выделывали разнообразные фигу-
ры. Как изящно, как легко скользила она! Когда же все пары закружились в вальсе, подн я-
лась сутолока, потому что мало кто умеет вальсировать. Мы благоразумно подождали, что-
бы наплясались остальные, и когда самые неумелые очистили место, вступили мы еще с
одной парой, с Одраном и его дамой, и не посрамили себя. Никогда еще не двигался я так
свободно. Я не чувствовал собственного тела. Подумай, Вильгельм, – держать в своих объя-
тиях прелестнейшую девушку, точно вихрь носиться с ней, ничего не видя вокруг и… Одна-
ко, сознаюсь тебе, я поклялся мысленно, что никогда, ни за какие блага в мире не позволил
бы своей любимой, своей невесте, вальсировать с другим мужчиной. Ты меня, конечно,
поймешь!
Мы несколько раз просто прошлись по зале, чтобы отдышаться. Потом Лотта села, и
апельсины, с трудом добытые мною, превосходно освежили нас, только каждый ломтик, ко-
торый она из вежливости уделяла беззастенчивой соседке, был мне словно острый нож в
сердце.
Третий англез танцевали мы во второй паре. Когда мы проходили в танце по ряду к я с
неизъяснимым упоением держал ее руку, смотрел в ее глаза, откровенно выражавшие и с-
креннейшее, чистейшее удовольствие, мы поравнялись с женщиной, которая раньше еще
привлекла мое внимание приятным выражением немолодого лица. Она с улыбкой поглядела
на Лотту, погрозила пальцем и дважды многозначительно произнесла вдогонку имя Альбер-
та.
«Разрешите узнать, кто такой Альберт?» – спросил я Лотту. Только она собралась от-
ветить, как нам пришлось разлучиться, чтобы проделать длинную восьмую фигуру, а когда
мы снова встретились в танце, мне показалось, что лицо у нее стало задумчивым.
«Зачем таиться перед вами? – сказала она, подавая мне руку для променада. – Альберт
– хороший человек, с которым я почти что помолвлена». Это известие не было для меня но-
во (ведь барышни рассказали мне об этом по дороге), но теперь оно прозвучало для меня со-
всем по-новому, потому что теперь я связывал его с ней, а она за короткий миг стала мне так
дорога. Словом, я смутился, растерялся и перепутал пары, так что все смешалось, только
благодаря находчивости Лотты, ее стараниям и усилиям порядок был восстановлен.
Танец еще не кончился, когда молнии, которые давно уже поблескивали на горизонте
и которые я упорно называл зарницами, засверкали сильнее, и гром стал заглушать музыку.
Три дамы выбежали из цепи танцующих, и кавалеры последовали за ними; все смешалось,
музыка смолкла. Когда несчастье или неожиданное потрясение настигают нас посреди удо-
вольствия, вполне естественно, что они действуют сильнее, отчасти уже по контрасту, но
главным образом потому, что чувства наши тут особенно обострены и, значит, мы тем легче
поддаемся впечатлениям. Только этой причине могу я приписать нелепые выходки многих
женщин. Самая благоразумная уселась в угол спиной к окну и заткнула уши; другая стала
перед ней на колени и зарылась головой в ее платье, третья втиснулась между ними и, зали-
ваясь слезами, прижимала к себе своих сестриц. Одни рвались домой; другие совсем не
помнили себя, у них не хватало самообладания обуздать дерзость наших юных шалунов,
усердно старавшихся перехватить с губ прекрасных страдалиц жалобные мольбы, обращен-
ные к небесам.