Page 15 - Дворянское гнездо

Маланью, отбил ее силой, поскакал с нею в ближайший город и обвенчался с ней. Деньгами
его снабдил сосед, вечно пьяный и добрейший отставной моряк, страшный охотник до
всякой, как он выражался, благородной истории. На другой день Иван Петрович написал
язвительно холодное и учтивое письмо Петру Андреичу, а сам отправился в деревню, где
жил его троюродный брат Дмитрий Пестов с своею сестрой, уже знакомою читателям,
Марфой Тимофеевной. Он рассказал им все, объявил, что намерен ехать в Петербург искать
места, и упросил их хоть на время приютить его жену. При слове «жена» он всплакнул
горько и, несмотря на свое столичное образование и философию, униженно,
беднячком-русачком поклонился своим родственникам в ноги и даже стукнул о пол лбом.
Пестовы, люди жалостливые и добрые, охотно согласились на его просьбу; он прожил у них
недели три, втайне ожидая ответа от отца; но ответа не пришло, – и прийти не могло. Петр
Андреич, узнав о свадьбе сына, слег в постель и запретил упоминать при себе имя Ивана
Петровича; только мать, тихонько от мужа, заняла у благочинного и прислала пятьсот
рублей ассигнациями да образок его жене; написать она побоялась, но велела сказать Ивану
Петровичу через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти
верст, чтоб он не очень огорчался, что, бог даст, все устроится и отец переложит гнев на
милость; что и ей другая невестка была бы желательнее, но что, видно, богу так было угодно,
а что она посылает Маланье Сергеевне свое родительское благословение. Сухопарый
мужичок получил рубль, попросил позволенья повидаться с новою барыней, которой он
доводился кумом, поцеловал у ней ручку и побежал восвояси.
А Иван Петрович отправился в Петербург с легким сердцем. Неизвестная будущность
его ожидала; бедность, быть может, грозила ему, но он расстался с ненавистною деревенской
жизнью, а главное – не выдал своих наставников, действительно «пустил в ход» и оправдал
9
на деле Руссо, Дидерота и la Declaration des droits de l'homme [ ]. Чувство совершенного
долга, торжества, чувство гордости наполняло его душу; да и разлука с женой не очень
пугала его; его бы скорее смутила необходимость постоянно жить с женою. То дело было
сделано; надобно было приняться за другие дела. В Петербурге, вопреки его собственным
ожиданиям, ему повезло: княжна Кубенская, – которую мусье Куртен успел уже бросить, но
которая не успела еще умереть, – чтобы чем-нибудь загладить свою вину перед
племянником, отрекомендовала его всем своим друзьям и подарила ему пять тысяч рублей –
едва ли не последние свои денежки – да лепиковские часы с его вензелем в гирлянде амуров.
Не прошло трех месяцев, как уж он получил место при русской миссии в Лондоне и с
первым отходившим английским кораблем (пароходов тогда еще в помине не было) уплыл за
море. Несколько месяцев спустя получил он письмо от Пестова. Добрый помещик
поздравлял Ивана Петровича с рождением сына, явившегося на свет в селе Покровском 20
августа 1807 года и нареченного Федором в честь святого мученика Феодора Стратилата. По
причине большой слабости Маланья Сергеевна приписывала только несколько строк; но и
эти немногие строки удивили Ивана Петровича: он не знал, что Марфа Тимофеевна выучила
его жену грамоте. Впрочем, Иван Петрович не долго предавался сладостному волнению
родительских чувств: он ухаживал за одной из знаменитых тогдашних Фрин или Лаис
(классические названия еще процветали в то время); Тильзитский мир был только что
заключен, и все спешило наслаждаться, все крутилось в каком-то бешеном вихре; черные
глаза бойкой красавицы вскружили и его голову. Денег у него было очень мало; но он
счастливо играл в карты, заводил знакомства, участвовал во всех возможных увеселениях,
словом, плыл на всех парусах.

IX

Старик Лаврецкий долго не мог простить сыну его свадьбу; если б, пропустя полгода,

9 «Декларацию прав человека» (франц.).