Page 64 - Дворянское гнездо

молода была, девкам за такие проделки больно доставалось. Ты не сердись на меня, мать
моя; за правду одни дураки сердятся. Я и отказать ему велела сегодня. Я его люблю, но этого
я ему никогда не прощу. Вишь, вдовый! Дай-ка мне воды. А что ты Паншина с носом
отослала, за это ты у меня молодец; только не сиди ты по ночам с этой козьей породой, с
мужчинами; не сокрушай ты меня, старуху! А то ведь я не все ласкаться – я и кусаться
умею… Вдовый!
Марфа Тимофеевна ушла, а Лиза села в уголок и заплакала. Горько ей стало на душе;
не заслужила она такого униженья. Не веселостью сказывалась ей любовь: во второй раз
плакала она со вчерашнего вечера. В ее сердце едва только родилось то новое, нежданное
чувство, я уже как тяжело поплатилась она за него, как грубо коснулись чужие руки ее
заветной тайны! Стыдно, и горько, и больно было ей: но ни сомненья, ни страха в ней не
было, – и Лаврецкий стал ей еще дороже. Она колебалась, пока сама себя не понимала; но
после того свидания, после того поцелуя – она уже колебаться не могла; она знала, что
любит, – и полюбила честно, не шутя, привязалась крепко, на всю жизнь – и не боялась
угроз: она чувствовала, что насилию не расторгнуть этой связи.

XXXIX

Марья Дмитриевна очень встревожилась, когда ей доложили о приезде Варвары
Павловны Лаврецкой; она даже не знала, принять ли ее: она боялась оскорбить Федора
Иваныча. Наконец любопытство превозмогло. «Что ж, – подумала она, – ведь она тоже
родная, – и, усевшись в креслах, сказала лакею: – Проси!» Прошло несколько мгновений;
дверь отворилась; Варвара Павловна быстро, чуть слышными шагами приблизилась к Марье
Дмитриевне и, не давая ей встать с кресел, почти склонила перед ней колени.
– Благодарствуйте, тетушка, – начала она тронутым и тихим голосом по-русски, –
благодарствуйте; я не надеялась на такое снисхожденье с вашей стороны; вы добры, как
ангел.
Сказавши эти слова, Варвара Павловна неожиданно овладела одной рукой Марьи
Дмитриевны и, слегка стиснув ее в своих бледно-лиловых жувеневских перчатках,
подобострастно поднесла ее к розовым и полным губам. Марья Дмитриевна совсем
потерялась, увидев такую красивую, прелестно одетую женщину почти у ног своих; она не
знала, как ей быть: и руку-то свою она у ней отнять хотела, и усадить-то ее она желала, и
сказать ей что-нибудь ласковое; она кончила тем, что приподнялась и поцеловала Варвару
Павловну в гладкий и пахучий лоб. Варвара Павловна вся сомлела под этим поцелуем.
– Здравствуйте, bonjour, – сказала Марья Дмитриевна, – конечно, я не воображала…
впрочем, я, конечно, рада вас видеть. Вы понимаете, милая моя, – не мне быть судьею между
женой и мужем…
– Мой муж во всем прав, – перебила ее Варвара Павловна, – я одна виновата.
– Это очень похвальные чувства, – возразила Марья Дмитриевна, – очень. Давно вы
приехали? Видели вы его? Да сядьте же, пожалуйста.
– Я вчера приехала, – отвечала Варвара Павловна, смиренно садясь на стул, – я видела
Федора Иваныча, я говорила с ним.
– А! Ну, и что же он?
– Я боялась, что мой внезапный приезд возбудит его гнев, – продолжала Варвара
Павловна, – но он не лишил меня своего присутствия.
– То есть он не… Да, да, понимаю, – промолвила Марья Дмитриевна. – Он только с
виду немного груб, а сердце у него мягкое.
– Федор Иваныч не простил меня; он не хотел меня выслушать… Но он был так добр,
что назначил мне Лаврики местом жительства.
– А! прекрасное именье!
– Я завтра же отправляюсь туда, в исполнение его воли; но я почла долгом побывать
прежде у вас.