Page 7 - Дворянское гнездо
P. 7
желает оскорблять ушей ученого немца, и предложил Лизе заняться бетговенскою сонатой.
Тогда Марья Дмитриевна вздохнула и, с своей стороны, предложила Гедеоновскому
пройтись с ней по саду. «Мне хочется, – сказала она, – еще поговорить и посоветоваться с
вами о бедном нашем Феде». Гедеоновский осклабился, поклонился, взял двумя пальцами
свою шляпу с аккуратно положенными на одном из ее полей перчатками и удалился вместе с
Марьей Дмитриевной. В комнате остались Паншин и Лиза; она достала и раскрыла сонату;
оба молча сели за фортепьяно. Сверху доносились слабые звуки гамм, разыгрываемых
неверными пальчиками Леночки.
V
Христофор Теодор Готлиб Лемм родился в 1786 году, в королевстве Саксонском, в
городе Хемнице, от бедных музыкантов. Отец его играл на валторне, мать на арфе; сам он
уже по пятому году упражнялся на трех различных инструментах. Восьми лет он осиротел, а
с десяти начал зарабатывать себе кусок хлеба своим искусством. Он долго вел бродячую
жизнь, играл везде – ив трактирах, и на ярмарках, и на крестьянских свадьбах, и на балах;
наконец попал в оркестр и, подвигаясь все выше и выше, достиг дирижерского места.
Исполнитель он был довольно плохой, но музыку знал основательно. На двадцать восьмом
году переселился он в Россию. Его выписал большой барин, который сам терпеть не мог
музыки, но держал оркестр из чванства. Лемм прожил у него лет семь в качестве
капельмейстера и отошел от него с пустыми руками: барин разорился, хотел дать ему на себя
вексель, но впоследствии отказал ему и в этом, – словом, не заплатил ему ни копейки. Ему
советовали уехать; но он не хотел вернуться домой – нищим из России, из великой России,
этого золотого дна артистов; он решился остаться и испытать свое счастье. В течение
двадцати лет бедный немец пытал свое счастье: побывал у различных господ, жил и в
Москве, и в губернских городах, терпел и сносил многое, узнал нищету, бился как рыба об
лед; но мысль о возвращении на родину не покидала его среди всех бедствий, которым он
подвергался; она только одна его и поддерживала. Судьбе, однако, не было угодно
порадовать его этим последним и первым счастьем: пятидесяти лет, больной, до времени
одряхлевший, застрял он в городе О… и остался в нем навсегда, уже окончательно потеряв
всякую надежду покинуть ненавистную ему Россию и кое-как поддерживая уроками свое
скудное существование. Наружность Лемма не располагала в его пользу. Он был небольшого
роста, сутуловат, с криво выдавшимися лопатками и втянутым животом, с большими
плоскими ступнями, с бледно-синими ногтями на твердых, не разгибавшихся пальцах
жилистых красных рук; лицо имел морщинистое, впалые щеки и сжатые губы, которыми он
беспрестанно двигал и жевал, что, при его обычной молчаливости, производило впечатление
почти зловещее; седые его волосы висели клочьями над невысоким лбом; как только что
залитые угольки, глухо тлели его крошечные, неподвижные глазки; ступал он тяжело, на
каждом шагу перекидывая свое неповоротливое тело. Иные его движения напоминали
неуклюжее охорашивание совы в клетке, когда она чувствует, что на нее глядят, а сама едва
видит своими огромными, желтыми, пугливо и дремотно моргающими глазами. Застарелое,
неумолимое горе положило на бедного музикуса свою неизгладимую печать, искривило и
обезобразило его и без того невзрачную фигуру; но для того, кто умел не останавливаться на
первых впечатлениях, что-то доброе, честное, что-то необыкновенное виднелось в этом
полуразрушенном существе. Поклонник Баха и Генделя, знаток своего дела, одаренный
живым воображением и той смелостью мысли, которая доступна одному германскому
племени, Лемм со временем – кто знает? – стал бы в ряду великих композиторов своей
родины, если б жизнь иначе его повела; но не под счастливой звездой он родился! Он много
написал на своем веку – и ему не удалось увидеть ни одного своего произведения изданным;
не умел он приняться за дело как следовало, поклониться кстати, похлопотать вовремя.
Как-то, давным-давно тому назад, один его поклонник и друг, тоже немец и тоже бедный,
издал на свой счет две его сонаты, – да и те остались целиком в подвалах музыкальных