Page 24 - Дуэль

Ответа не было. Думая, что Лаевский вошел и стоит у нее за стулом, она всхлипывала,
как ребенок, и говорила:
— Зачем ты раньше не сказал мне, что он умер? Я бы не поехала на пикник, не
хохотала бы так страшно… Мужчины говорили мне пошлости. Какой грех, какой грех!
Спаси меня, Ваня, спаси меня… Я обезумела… Я пропала…
Лаевский слышал ее всхлипыванья. Ему было нестерпимо душно, и сильно стучало
сердце. В тоске он поднялся, постоял посреди комнаты, нащупал в потемках кресло около
стола и сел.
«Это тюрьма… — подумал он. — Надо уйти… Я не могу…»
Идти играть в карты было уже поздно, ресторанов в городе не было. Он опять лег и
заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно пойти к
Самойленку. Чтобы не проходить мимо Надежды Федоровны, он через окно пробрался в
садик, перелез через палисадник и пошел по улице. Было темно. Только что пришел какой-то
пароход, судя по огням, большой пассажирский… Загремела якорная цепь. От берега по
направлению к пароходу быстро двигался красный огонек: это плыла таможенная лодка.
«Спят себе пассажиры в каютах»… — подумал Лаевский и позавидовал чужому покою.
Окна в доме Самойленка были открыты. Лаевский поглядел в одно из них, потом в
другое: в комнатах было темно и тихо.
— Александр Давидыч, ты спишь? — позвал он. — Александр Давидыч!
Послышался кашель и тревожный окрик:
— Кто там? Какого чёрта?
— Это я, Александр Давидыч. Извини.
Немного погодя отворилась дверь; блеснул мягкий свет от лампадки, и показался
громадный Самойленко весь в белом и в белом колпаке.
— Что тебе? — спросил он, тяжело дыша спросонок и почесываясь. — Погоди, я
сейчас отопру.
— Не трудись, я в окно…
Лаевский влез в окошко и, подойдя к Самойленку, схватил его за руку.
— Александр Давидыч, — сказал он дрожащим голосом, — спаси меня! Умоляю тебя,
заклинаю, пойми меня! Положение мое мучительно. Если оно продолжится еще хотя
день-два, то я задушу себя, как… как собаку!
— Постой… Ты насчет чего, собственно?
— Зажги свечу.
— Ox, ox… — вздохнул Самойленко, зажигая свечу. — Боже мой, боже мой… А уже
второй час, брат.
— Извини, но я не могу дома сидеть — сказал Лаевский, чувствуя большое облегчение
от света и присутствия Самойленка. — Ты, Александр Давидыч, мой единственный, мой
лучший друг… Вся надежда на тебя. Хочешь, не хочешь, бога ради выручай. Во что бы то ни
стало, я должен уехать отсюда. Дай мне денег взаймы!
— Ох, боже мой, боже мой!.. — вздохнул Самойленко, почесываясь. — Засыпаю и
слышу: свисток, пароход пришел, а потом ты… Много тебе нужно?
— По крайней мере рублей триста. Ей нужно оставить сто и мне на дорогу двести… Я
тебе должен уже около четырехсот, но я всё вышлю… всё…
Самойленко забрал в одну руку оба бакена, расставил ноги и задумался.
— Так… — пробормотал он в раздумье. — Триста… Да… Но у меня нет столько.
Придется занять у кого-нибудь.
— Займи, бога ради! — сказал Лаевский, видя по лицу Самойленка, что он хочет дать
ему денег и непременно даст. — Займи, а я непременно отдам. Вышлю из Петербурга, как
только приеду туда. Это уж будь покоен. Вот что, Саша, — сказал он, оживляясь, — давай
выпьем вина!
— Так… Можно и вина. Оба пошли в столовую.
— А как же Надежда Федоровна? — спросил Самойленко, ставя на стол три бутылки и