Page 34 - Дуэль

трата денег.
«Резонно»… — подумал Самойленко, но вспомнил разговор свой с фон Кореном,
потупился и сказал угрюмо:
— С тобой я не могу согласиться. Или поезжай вместе с ней или же отправь ее вперед,
иначе… иначе я не дам тебе денег. Это мое последнее слово…
Он попятился назад, навалился спиною на дверь и вышел в гостиную красный, в
страшном смущении.
«Пятница… пятница, — думал Лаевский, возвращаясь в гостиную. — Пятница…»
Ему подали чашку шоколаду. Он ожег губы и язык горячим шоколадом и думал:
«Пятница… пятница…»
Слово «пятница» почему-то не выходило у него из головы, он ни о чем, кроме пятницы,
не думал, и для него ясно было только, но не в голове, а где-то под сердцем, что в субботу
ему не уехать. Перед ним стоял Никодим Александрыч, аккуратненький, с зачесанными
височками и просил:
— Кушайте, покорнейше прошу-с…
Марья Константиновна показывала гостям отметки Кати и говорила протяжно:
— Теперь ужасно, ужасно трудно учиться! Так много требуют…
— Мама! — стонала Катя, не зная куда спрятаться от стыда и похвал.
Лаевский тоже посмотрел в отметки и похвалил. Закон божий, русский язык,
поведение, пятерки и четверки запрыгали в его глазах, и всё это вместе с привязавшейся к
нему пятницей, с зачесанными височками Никодима Александрыча, и с красными щеками
Кати представилось ему такой необъятной, непобедимой скукой, что он едва не вскрикнул с
отчаяния и спросил себя: «Неужели, неужели я не уеду?»
Поставили рядом два ломберных стола и сели играть в почту. Лаевский тоже сел.
«Пятница… пятница… — думал он, улыбаясь и вынимая из кармана карандаш. —
Пятница…»
Он хотел обдумать свое положение и боялся думать. Ему страшно было сознаться, что
доктор поймал его на обмане, который он так долго и тщательно скрывал от самого себя.
Всякий раз, думая о своем будущем, он не давал своим мыслям полной свободы. Он сядет в
вагон и поедет — этим решался вопрос его жизни, и дальше он не пускал своих мыслей. Как
далекий тусклый огонек в поле, так изредка в голове его мелькала мысль, что где-то в одном
из переулков Петербурга, в отдаленном будущем, для того, чтобы разойтись с Надеждой
Федоровной и уплатить долги, ему придется прибегнуть к маленькой лжи; он солжет только
один раз, и затем наступит полное обновление. И это хорошо: ценою маленькой лжи он
купит большую правду.
Теперь же, когда доктор своим отказом грубо намекнул ему на обман, ему стало
понятно, что ложь понадобится ему не только в отдаленном будущем, но и сегодня, и завтра,
и через месяц, и, быть может, даже до конца жизни. В самом деле, чтобы уехать, ему нужно
будет солгать Надежде Федоровне, кредиторам и начальству; затем, чтобы добыть в
Петербурге денег, придется солгать матери, сказать ей, что он уже разошелся с Надеждой
Федоровной; и мать не даст ему больше пятисот рублей, значит, он уже обманул доктора, так
как будет не в состоянии в скором времени прислать ему денег. Затем, когда в Петербург
приедет Надежда Федоровна, нужно будет употребить целый ряд мелких и крупных
обманов, чтобы разойтись с ней; и опять слезы, скука, постылая жизнь, раскаяние и, значит,
никакого обновления не будет. Обман и больше ничего. В воображении Лаевского выросла
целая гора лжи. Чтобы перескочить ее б один раз, а не лгать по частям, нужно было
решиться на крутую меру, например, ни слова не говоря, встать с места, надеть шапку и
тотчас же уехать без денег, не говоря ни слова, но Лаевский чувствовал, что для него это
невозможно.
«Пятница, пятница… — думал он. — Пятница…»
Писали записки, складывали их вдвое и клали в старый цилиндр Никодима
Александрыча, и, когда скоплялось достаточно записок, Костя, изображавший почтальона,