Page 223 - Идиот

него-то почти все и зависит!
"В самом деле, в истории моего медика и в развязке ее, которой я нечаянно
способствовал, все сошлось и уладилось, как будто нарочно было к тому приготовлено,
решительно точно в романе. Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь
никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я
давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас
же на Васильевский Остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его
дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно
благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль
своей фамилии, то, "может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для
меня, конечно, у своего дяди"…
"- Мне бы только дозволили объясниться с его превосходительством! Только бы я
возмог получить честь объяснить на словах! - воскликнул он, дрожа как в лихорадке и с
сверкавшими глазами. Он так и сказал: возмог. Повторив еще раз, что дело наверно лопнет, и
все окажется вздором, я прибавил, что если завтра утром я к ним не приду, то значит дело
кончено, и им нечего ждать. Они выпроводили меня с поклонами, они были почти не в своем
уме. Никогда не забуду выражения их лиц. Я взял извозчика и тотчас же отправился на
Васильевский Остров.
"С этим Бахмутовым в гимназии, в продолжение нескольких лет, я был в постоянной
вражде. У нас он считался аристократом, по крайней мере, я так называл его: прекрасно
одевался, приезжал на своих лошадях, нисколько не фанфаронил, всегда был превосходный
товарищ, всегда был необыкновенно весел и даже иногда очень остер, хотя ума был совсем
не далекого, несмотря на то, что всегда был первым в классе; я же никогда, ни в чем не был
первым. Все товарищи любили его, кроме меня одного. Он несколько раз в эти несколько лет
подходил ко мне; но я каждый раз угрюмо и раздражительно от него отворачивался. Теперь я
уже не видал его с год; он был в университете. Когда, часу в девятом, я вошел к нему (при
больших церемониях: обо мне докладывали), он встретил меня сначала с удивлением, вовсе
даже неприветливо, но тотчас повеселел и, глядя на меня, вдруг расхохотался.
"- Да что это вздумалось вам придти ко мне, Терентьев? - вскричал он со своею
всегдашнею, милой развязностию, иногда дерзкою, но никогда не оскорблявшею, которую я
так в нем любил и за которую так его ненавидел. - Но что это, - вскричал он с испугом, - вы
так больны!
"Кашель меня замучил опять, я упал на стул и едва мог отдышаться.
"- Не беспокойтесь, у меня чахотка, - сказал я, - я к вам с просьбой.
"Он уселся с удивлением, и я тотчас же изложил ему всю историю доктора и объяснил,
что сам он, имея чрезвычайное влияние на дядю, может быть, мог бы что-нибудь сделать.
"- Сделаю, непременно сделаю и завтра же нападу на дядю; и я даже рад, и вы так все
это хорошо рассказали… Но как это вам, Терентьев, вздумалось все-таки ко мне обратиться?
"- От вашего дяди тут так много зависит, и при том мы, Бахмутов, всегда были врагами,
а так как вы человек благородный, то я подумал, что вы врагу не откажете, - прибавил я с
иронией.
"- Как Наполеон обратился к Англии! - вскричал он, захохотав. - Сделаю, сделаю!
Сейчас даже пойду, если можно! - прибавил он поспешно, видя, что я серьезно и строго
встаю со стула.
"И действительно, это дело, самым неожиданным образом, обделалось у нас как не
надо лучше. Чрез полтора месяца наш медик получил опять место в другой губернии,
получил прогоны, даже вспоможение. Я подозреваю, что Бахмутов, который сильно
повадился к ним ходить (тогда как я от этого нарочно перестал к ним ходить и принимал
забегавшего ко мне доктора почти сухо), - Бахмутов, как я подозреваю, склонил доктора
даже принять от него взаймы. С Бахмутовым я виделся раза два в эти шесть недель, мы
сошлись в третий раз, когда провожали доктора. Проводы устроил Бахмутов у себя же в
доме, в форме обеда с шампанским, на котором присутствовала и жена доктора; она,