Page 262 - Идиот
P. 262
- Ипполит-то? Сам узнал. Представить не можешь, до какой степени это хитрая тварь;
какой он сплетник, какой у него нос, чтоб отыскать чутьем все дурное, все что скандально.
Ну, верь не верь, а я убежден, что он Аглаю успел в руки взять! А не взял, так возьмет.
Рогожин с ним тоже в сношения вошел. Как это князь не замечает! И уж как ему теперь
хочется меня подсидеть! За личного врага меня почитает, я это давно раскусил, и с чего, что
ему тут, ведь умрет, я понять не могу! Но я его надую; увидишь, что не он меня, а я его
подсижу.
- Зачем же ты переманил его, когда так ненавидишь? И стоит он того, чтоб его
подсиживать?
- Ты же переманить его к нам посоветовала.
- Я думала, что он будет полезен; а знаешь, что он сам теперь влюбился в Аглаю и
писал к ней? Меня расспрашивали… чуть ли он к Лизавете Прокофьевне не писал.
- В этом смысле неопасен! - сказал Ганя, злобно засмеявшись, - впрочем, верно
что-нибудь да не то. Что он влюблен, это очень может быть, потому что мальчишка! Но… он
не станет анонимные письма старухе писать. Это такая злобная, ничтожная, самодовольная
посредственность!.. Я убежден, я знаю наверно, что он меня пред нею интриганом выставил,
с того и начал. Я, признаюсь, как дурак ему проговорился сначала; я думал, что он из одного
мщения к князю в мои интересы войдет; он такая хитрая тварь! О, я раскусил его теперь
совершенно. А про эту покражу он от своей же матери слышал, от капитанши. Старик, если
и решился на это, так для капитанши. Вдруг мне, ни с того ни с сего, сообщает, что "генерал"
его матери четыреста рублей обещал, и совершенно этак ни с того, ни с сего, безо всяких
церемоний. Тут я все понял. И так мне в глаза и заглядывает, с наслаждением с каким-то;
мамаше он, наверно, то же сказал, единственно из удовольствия сердце ей разорвать. И чего
он не умирает, скажи мне, пожалуста? Ведь обязался чрез три недели умереть, а здесь еще
потолстел! Перестает кашлять; вчера вечером сам говорил, что другой уже день кровью не
кашляет.
- Выгони его.
- Я не ненавижу его, а презираю, - гордо произнес Ганя. - Ну да, да, пусть я его
ненавижу, пусть! - вскричал он вдруг с необыкновенною яростью; - и я ему выскажу это в
глаза, когда он даже умирать будет, на своей подушке! Если бы ты читала его исповедь, -
боже! какая наивность наглости! Это поручик Пирогов, это Ноздрев в трагедии, а главное -
мальчишка! О, с каким бы наслаждением я тогда его высек, именно чтоб удивить его. Теперь
он всем мстит, за то что тогда не удалось… Но что это? Там опять шум! Да что это, наконец,
такое? Я этого, наконец, не потерплю. Птицын! - вскричал он входящему в комнату
Птицыну: - что это, до чего у нас дело дойдет, наконец? Это… это…
Но шум быстро приближался, дверь вдруг распахнулась, и старик Иволгин, в гневе,
багровый, потрясенный, вне себя, тоже набросился на Птицына. За стариком следовали Нина
Александровна, Коля и сзади всех Ипполит.
II.
Ипполит уже пять дней как переселился в дом Птицына. Это случилось как-то
натурально, без особых слов и без всякой размолвки между ним и князем; они не только не
поссорились, но, с виду, как будто даже расстались друзьями. Гаврила Ардалионович, так
враждебный к Ипполиту на тогдашнем вечере, сам пришел навестить его, уже на третий,
впрочем, день после происшествия, вероятно, руководимый какою-нибудь внезапною
мыслью. Почему-то и Рогожин стал тоже приходить к больному. Князю в первое время
казалось, что даже и лучше будет для "бедного мальчика", если он переселится из его дома.
Но и во время своего переселения Ипполит уже выражался, что он переселяется к Птицыну,
"который так добр, что дает ему угол", и ни разу, точно нарочно, не выразился, что