Page 264 - Идиот
P. 264

- Что ты сказал? - загремел генерал, бледнея и шагнув к нему шаг.
                     - А то, что мне стоит только рот открыть, чтобы… - завопил вдруг Ганя и не договорил.
               Оба стояли друг пред другом, не в меру потрясенные, особенно Ганя.
                     - Ганя, что ты? - крикнула Нина Александровна, бросаясь останавливать сына.
                     - Экой  вздор  со  всех  сторон!  -  отрезала  в  негодовании  Варя:  -  полноте,  мамаша,  -
               схватила она ее.
                     - Только для матери и щажу, - трагически произнес Ганя.
                     - Говори!  -  ревел  генерал  в  совершенном  исступлении:  -  говори,  под  страхом
               отцовского проклятия… говори!
                     - Ну вот, так я испугался вашего проклятия! И кто в том виноват, что вы восьмой день
               как помешанный? Восьмой день, видите, я по числам знаю… Смотрите, не доведите меня до
               черты; все скажу… Вы зачем к Епанчиным вчера потащились? Еще стариком называется,
               седые волосы, отец семейства! Хорош!
                     - Молчи, Ганька! - закричал Коля: - молчи, дурак!
                     - Да  чем  я-то,  я-то  чем  его оскорбил?  -  настаивал  Ипполит,  но  все  как-будто  тем же
               насмешливым тоном. - Зачем он меня винтом называет, вы слышали? Сам ко мне пристал;
               пришел  сейчас  и  заговорил  о  каком-то  капитане  Еропегове.  Я  вовсе  не  желаю  вашей
               компании, генерал; избегал и прежде, сами знаете. Что мне за дело до капитана Еропегова,
               согласитесь сами? Я не для капитана Еропегова сюда переехал. Я только выразил ему вслух
               мое мнение, что, может, этого капитана Еропегова совсем никогда не существовало. Он и
               поднял дым коромыслом.
                     - Без сомнения, не существовало! - отрезал Ганя.
                     Но генерал стоял как ошеломленный и только бессмысленно озирался кругом. Слова
               сына  поразили  его  своею  чрезвычайною  откровенностью.  В  первое  мгновение  он  не  мог
               даже  и  слов  найти.  И  наконец  только,  когда  Ипполит  расхохотался  на  ответ  Гани  и
               прокричал: "Ну, вот, слышали, собственный ваш сын тоже говорит, что никакого капитана
               Еропегова не было", - старик проболтал, совсем сбившись:
                     - Капитона  Еропегова,  а  не  капитана…  Капитона…  подполковник  в  отставке,
               Еропегов… Капитон.
                     - Да и Капитона не было! - совсем уж разозлился Ганя.
                     - По… почему не было? - пробормотал генерал, и краска бросилась ему в лицо.
                     - Да полноте! - унимали Птицын и Варя.
                     - Молчи, Ганька! - крикнул опять Коля.
                     Но заступничество как бы опамятовало и генерала.
                     - Как не было? Почему не существовало? - грозно вскинулся он на сына.
                     - Так, потому что не было. Не было да и только, да совсем и не может быть! Вот вам.
               Отстаньте, говорю вам.
                     - И это сын… это мой родной сын, которого я… о боже! Еропегова, Ерошки Еропегова
               не было!
                     - Ну, вот, то Ерошки, то Капитошки! - ввернул Ипполит.
                     - Капитошки,  сударь,  Капитошки,  а  не  Ерошки!  Капитон,  Капитан  Алексеевич,  то
               бишь,  Капитон…  подполковник…  в  отставке…  женился  на  Марье…  на  Марье  Петровне
               Су… Су… друг и товарищ… Сутуговой… с самого даже юнкерства. Я за него пролил… я
               заслонил… убит. Капитошки Еропегова не было! Не существовало!
                     Генерал кричал в азарте, но так, что можно было подумать, что дело шло об одном, а
               крик  шел  о  другом.  Правда,  в  другое  время  он,  конечно,  вынес  бы  что-нибудь  и  гораздо
               пообиднее известия о совершенном небытии Капитона Еропегова, покричал бы, затеял  бы
               историю, вышел бы из себя, но все-таки в конце концов удалился бы к себе на верх спать. Но
               теперь,  по  чрезвычайной  странности  сердца  человеческого,  случилось  так,  что  именно
               подобная  обида,  как  сомнение  в  Еропегове,  и  должна  была  переполнить  чашу.  Старик
               побагровел, поднял руки и прокричал:
                     - Довольно!  Проклятие  мое…  прочь  из  этого  дома!  Николай,  неси  мой  сак,  иду…
   259   260   261   262   263   264   265   266   267   268   269