Page 293 - Идиот

Лебедев явился довольно рано, в начале десятого, и почти совсем хмельной. Хоть и не
заметлив был князь в последнее время, но ему как-то в глаза бросилось, что со времени
переселения от них генерала Иволгина, вот уже три дня, Лебедев очень дурно повел себя. Он
стал как-то вдруг чрезвычайно сален и запачкан, галстук его сбивался на сторону, а воротник
сюртука был надорван. У себя он даже бушевал, и это было слышно через дворик; Вера
приходила раз в слезах и что-то рассказывала. Представ теперь, он как-то очень странно
заговорил, бия себя в грудь, и в чем-то винился…
- Получил… получил возмездие за измену и подлость мою… Пощечину получил! -
заключил он наконец трагически.
- Пощечину! От кого?.. И так спозаранку?
- Спозаранку? - саркастически улыбнулся Лебедев: - время тут ничего не значит… даже
и для возмездия физического… но я нравственную… нравственную пощечину получил, а не
физическую!
Он вдруг уселся без церемонии и начал рассказывать. Рассказ его был очень бессвязен;
князь было поморщился и хотел уйти; но вдруг несколько слов поразили его. Он остолбенел
от удивления… Странные вещи рассказал господин Лебедев.
Сначала дело шло, повидимому, о каком-то письме; произнесено было имя Аглаи
Ивановны. Потом вдруг Лебедев с горечью начал обвинять самого князя; можно было
понять, что он обижен князем. Сначала, дескать, князь почтил его своею доверенностью в
делах с известным "персонажем" (с Настасьей Филипповной); но потом совсем разорвал с
ним и отогнал его от себя со срамом, и даже до такой обидной степени, что в последний раз с
грубостью будто бы отклонил "невинный вопрос о ближайших переменах в доме". С
пьяными слезами признавался Лебедев, что "после этого он уже никак не мог перенести, тем
паче, что многое знал… очень многое… и от Рогожина, и от Настасьи Филипповны, и от
приятельницы Настасьи Филипповны, и от Варвары Ардалионовны… самой-с… и от… и от
самой даже Аглаи Ивановны, можете вы это вообразить-с, чрез посредство Веры-с, через
дочь мою любимую Веру, единородную… да-с… а впрочем, не единородную, ибо у меня их
три. А кто уведомлял письмами Лизавету Прокофьевну, даже в наиглубочайшем секрете-с,
хе-хе! Кто отписывал ей про все отношения и… про движения персонажа Настасьи
Филипповны, хе-хе-хе! Кто, кто сей аноним, позвольте спросить?"
- Неужто вы? - вскричал князь.
- Именно, - с достоинством ответил пьяница, - и сегодня же в половине девятого, всего
полчаса… нет-с, три четверти уже часа как известил благороднейшую мать, что имею ей
передать одно приключение… значительное. Запиской известил чрез девушку, с заднего
крыльца-с. Приняла.
- Вы видели сейчас Лизавету Прокофьевну? - спросил князь, едва веря ушам своим.
- Видел сейчас и получил пощечину… нравственную. Воротила письмо назад, даже
шваркнула, нераспечатанное… а меня прогнала в три шеи… впрочем, только нравственно, а
не физически… а впрочем, почти что и физически, немного недостало!
- Какое письмо она вам шваркнула, нераспечатанное?
- А разве… хе-хе-хе! Да ведь я еще вам не сказал! А я думал, что уж сказал… Я одно
такое письмецо получил, для передачи-с…
- От кого? Кому?
Но некоторые "объяснения" Лебедева чрезвычайно трудно было разобрать и хоть
что-нибудь в них понять. Князь однако же сообразил сколько мог, что письмо было передано
рано утром, чрез служанку, Вере Лебедевой, для передачи по адресу… "так же как и
прежде… так же как и прежде, известному персонажу и от того же лица-с… (ибо одну из них
я обозначаю названием "лица"-с, а другую лишь только "персонажа", для унижения и для
различия; ибо есть великая разница между невинною и высоко-благородною генеральскою
девицей и… камелией-с) и так, письмо было от "лица"-с, начинающегося с буквы А"…
- Как это можно? Настасье Филипповне? Вздор! - вскричал князь.
- Было, было-с, а не ей, так Рогожину-с, все равно, Рогожину-с… и даже господину