Page 190 - СКАЗКИ

Продали у Ивана Бедного корову – по закону, за долг. Закон такой есть, что всякий долги
свои уплачивать обязан.
– Иван, мама, не мог заплатить. Он и хотел бы, да не мог. И няня говорит: «Беднее его
во всем селе мужика нет». Какая же это правда?
– Повторяю тебе, закон такой есть, и все должны закон исполнять. Ежели люди живут в
обществе, то и обязанностями своими не имеют права пренебрегать. Ты лучше об ученье
думай – вот твоя правда. Поступишь в гимназию, будь прилежен, веди себя тихо – это и
будет значить, что ты по правде живешь. Не люблю я, когда ты так волнуешься. Что ни
увидишь, что ни услышишь – все как-то в сердце тебе западает. Батюшка говорил вообще; в
церкви и говорить иначе нельзя, а ты уж к себе применяешь. Молись за ближних – больше
этого и бог с тебя не спросит.
Но Сережа не унялся. Он побежал в кухню, где в это время собрались челядинцы и
пили, ради праздника, чай. Кухарка Степанида хлопотала около печки с ухватом и то и дело
вытаскивала горшок с закипающими жирными щами. Запах прелой убоины и праздничного
пирога пропитал весь воздух.
– Я, няня, по правде жить буду! – объявил Сережа.
– Ишь с коих пор собрался! – пошутила старуха.
– Нет, няня, я верное слово себе дал! Умру за правду, а уж неправде не покорюсь!
– Ах, болезный мой! ишь ведь что тебе в головку пришло!
– Разве ты не слыхала, что в церкви батюшка говорил? За правду жизнь полагать надо –
вот что! в бой за правду идти всякий должен!
– Известно, что же в церкви и говорить! На то и церковь дана, чтобы в ней об
праведных делах слушать. Только ты, миленький, слушать слушай, а умом тоже раскидывай!
– С правдой-то жить оглядываючись надо, – резонно молвил работник Григорий.
– Отчего, например, мы с мамой в столовой чай пьем, а вы в кухне? разве это правда? –
горячился Сережа.
– Правда не правда, а так испокон века идет. Мы люди простецкие, нам и на кухне
хорошо. Кабы все-то в столовую пошли, так и комнат не наготовиться бы.
– Ты, Сергей Федорыч, вот что! – вновь вступился Григорий, – когда будешь большой –
где хочешь сиди: хошь в столовой, хошь в кухне. А покедова мал, сиди с мамашенькой –
лучше этой правды по своим годам не сыщешь! Придет ужо батюшка обедать, и он тебе то
же скажет. Мы мало ли что делаем: и за скотиной ходим, и в земле роемся, а господам этого
не приходится. Так-то!
– Да ведь это же неправда и есть!
– А по-нашему так: коли господа добрые, жалостливые – это их правда. А коли мы,
рабочие, усердно господам служим, не обманываем, стараемся – это наша правда. Спасибо и
на том, ежели всякий свою правду наблюдает.
Наступило минутное молчание. Сережа, видимо, хотел что-то возразить, но доводы
Григория были так добродушны, что он поколебался.
– В нашей стороне, – первая прервала молчание няня, – откуда мы с маменькой твоей
приехали, жил помещик Рассошников. Сначала жил, как и прочие, и вдруг захотел по правде
жить. И что ж он под конец сделал? – Продал имение, деньги нищим роздал, а сам ушел в
странствие… С тех пор его и не видели.
– Ах, няня! вот это какой человек!
– А между прочим, у него сын в Петербурге в полку служил, – прибавила няня.
– Отец имение роздал, а сын ни при чем остался… Сына-то бы спросить, хороша ли
отцовская правда? – рассудил Григорий.
– А сын разве не понял, что отец по правде поступил? – вступился Сережа.
– То-то, что не слишком он это понял, а тоже пытал хлопотать. Зачем же, говорит, он в
полк меня определил, коли мне теперь содержать себя нечем?
– В полк определил… содержать себя нечем…– машинально повторял за Григорием
Сережа, запутываясь среди этих сопоставлений.