Page 193 - Война и мир 3 том

Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец
оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и
дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице,
закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из сосед-
них ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ-то грабил, рубахи снимал, – сказал чей-то голос, обращаясь к целоваль-
нику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на
кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого-то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросив-
шихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это
имело какое-то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника,
остановились в нерешительности.
– Порядок-то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду?
Разбойничать-то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и
высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с
ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была
вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых,
истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородой и нахму-
ренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю
неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все
сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ-то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди-ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы,
отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая ого-
ленной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него-то
преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех
вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, пра-
вославные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить-то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву-то! Тебе на
смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то началь-
ство. Вон послушай, что народ-то бает, – говорили, указывая на высокого малого.