Page 195 - Война и мир 3 том

в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен
курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска
отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чинов-
ников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не
только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского
сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать
еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и
жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем
не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и
полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих запис-
ках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillité à
Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее
жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безуко-
ризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба,
для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы
соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились
кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того,
чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить,
что что-нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812
году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали,
войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего
похожего на возмущение. 1-го, 2-го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и,
кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего
не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Боро-
динского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, веро-
ятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Рас-
топчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы
народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах
администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том
народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Рас-
топчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца
России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял
внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением
посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей
среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль
руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необ-
ходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического
эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из-под ног почву, на которой стоял, в реши-
тельно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты
в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания.
Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми
неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал.
Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что