Page 199 - Война и мир 3 том

– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Вере-
щагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна
эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаме-
нелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся
злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не
понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье-то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрик-
нул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого
чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необ-
ходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом
толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта послед-
няя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун
хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу.
Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с
диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей
и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго
драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго,
несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое
дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила
их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не
давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором-то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по
делам вору мука. Запором-то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным про-
тяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного
трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивле-
нием теснился назад.
«О господи, народ-то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый-то
молодой… должно, из купцов, то-то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи…
Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь
те же люди, с болезненно-жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, изма-
занным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе
его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродо-
ванные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на
длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над
ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого
ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по
коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остано-
вить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его
дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно