Page 28 - Мы
P. 28

28

               ждала.  Я послушно  вышел.  Но едва  переступил  порог –  вдруг  стало  нужно,  чтобы  она
               прижалась ко мне плечом – только на секунду плечом, больше ничего.
                     Я кинулся  назад –  в ту  комнату,  где она  (вероятно)  еще  застегивала  юнифу  перед
               зеркалом,  вбежал –  и остановился.  Вот –  ясно  вижу –  еще покачивается  старинное  кольцо
               на ключе  в двери  шкафа,  а I –  нет.  Уйти  она  никуда  не могла –  выход  из комнаты  только
               один – и все-таки ее нет. Я обшарил все, я даже открыл шкаф и ощупал там пестрые, древние
               платья: никого…
                     Мне как-то  неловко,  планетные  мои  читатели,  рассказывать  вам  об этом  совершенно
               невероятном  происшествии.  Но что ж  делать,  если  все  это  было  именно  так.  А разве  весь
               день  с самого  утра  не был  полон  невероятностей,  разве  не похоже  все  на эту  древнюю
               болезнь сновидений? И если так – не все ли равно: одной нелепостью больше или меньше?
               Кроме  того,  я уверен:  раньше  или позже  всякую  нелепость  мне  удастся  включить
               в какой-нибудь силлогизм. Это меня успокаивает, надеюсь, успокоит и вас.
                     …Как я полон! Если бы вы знали: как я полон!

                                                      Запись 14‑ я
                                                         Конспект:
                                          «Мой». Нельзя. Холодный пол

                     Все еще о вчерашнем.  Личный  час  перед  сном  у меня  был занят,  и я не мог  записать
               вчера.  Но во мне  все  это –  как вырезано,  и потому-то  особенно –  должно  быть,  навсегда –
               этот нестерпимо-холодный пол…
                     Вечером  должна  была  ко мне  прийти  О –  это был  ее  день.  Я спустился  к дежурному
               взять право на шторы.
                     – Что с вами, – спросил дежурный. – Вы какой-то сегодня…
                     – Я… я болен…
                     В сущности,  это была  правда:  я,  конечно,  болен.  Все это  болезнь.  И тотчас же
               вспомнилось:  да,  ведь  удостоверение…  Пощупал  в кармане:  вот –  шуршит.  Значит –
               все было, все было действительно…
                     Я протянул  бумажку  дежурному.  Чувствовал,  как загорелись  щеки;  не глядя  видел:
               дежурный удивленно смотрит на меня.
                     И вот –  21.30.  В комнате  слева –  спущены  шторы.  В комнате  справа –  я вижу  соседа:
               над книгой –  его шишковатая,  вся в кочках,  лысина  и лоб –  огромная,  желтая  парабола.
               Я мучительно  хожу,  хожу:  как мне –  после  всего –  с нею,  с О?  И справа –  ясно  чувствую
               на себе  глаза, отчетливо  вижу  морщины на лбу –  ряд желтых,  неразборчивых  строк;  и мне
               почему-то кажется – эти строки обо мне.
                     Без четверти 22 в комнате у меня – радостный розовый вихрь, крепкое кольцо розовых
               рук вокруг моей шеи. И вот чувствую: все слабее кольцо, все слабее – разомкнулось – руки
               опустились…
                     – Вы не тот, вы не прежний, вы не мой!
                     – Что за дикая  терминология:  «мой».  Я никогда  не был… –  и запнулся:  мне пришло
               в голову – раньше не был, верно, но теперь… Ведь я теперь живу не в нашем разумном мире,
               а в древнем, бредовом, в мире корней из минус единицы.
                     Шторы  падают.  Там,  за стеной  направо,  сосед  роняет  книгу  со стола  на пол,
               и в последнюю,  мгновенную  узкую  щель  между  шторой  и полом –  я вижу:  желтая  рука
               схватила книгу, и во мне: изо всех сил ухватиться бы за эту руку…
                     – Я думала – я хотела встретить вас сегодня на прогулке. Мне о многом – мне надо вам
               так много…
                     Милая, бедная О! Розовый рот – розовый полумесяц рожками книзу. Но не могу же я
               рассказать  ей  все,  что было, –  хотя б  потому,  что это  сделает  ее  соучастницей  моих
               преступлений:  ведь  я  знаю,  у ней  не хватит  силы  пойти  в Бюро  Хранителей,
               и следовательно –
   23   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33