Page 41 - Мы

41

не хочу, и все.
Сзади – знакомая, плюхающая, как по лужам, походка. Я уже не оглядываюсь, знаю: S.
Пойдет за мною до самых дверей – и потом, наверное, будет стоять внизу, на тротуаре,
и буравчиками ввинчиваться туда, наверх, в мою комнату – пока там не упадут, скрывая
чье-то преступление, шторы…
Он, Ангел-Хранитель, поставил точку. Я решил: нет. Я решил.
Когда я поднялся в комнату и повернул выключатель – я не поверил глазам: возле
моего стола стояла О. Или вернее, – висела: так висит пустое, снятое платье – под платьем
у нее как будто уж не было ни одной пружины, беспружинными были руки, ноги,
беспружинный, висячий голос.
– Я – о своем письме. Вы получили его? Да? Мне нужно знать ответ, мне нужно –
сегодня же.
Я пожал плечами. Я с наслаждением – как будто она была во всем виновата – смотрел
на ее синие, полные до краев глаза – медлил с ответом. И, с наслаждением, втыкая в нее
по одному слову, сказал:
– Ответ? Что ж… Вы правы. Безусловно. Во всем.
– Так значит… (Улыбкою прикрыта мельчайшая дрожь, но я вижу.) Ну, очень хорошо!
Я сейчас – я сейчас уйду.
И висела над столом. Опущенные глаза, ноги, руки. На столе еще лежит скомканный
розовый талон т о й. Я быстро развернул эту свою рукопись – «МЫ» – ее страницами
прикрыл талон (быть может, больше от самого себя, чем от О).
– Вот – все пишу. Уже сто семьдесят страниц… Выходит такое что-то неожиданное…
Голос – тень голоса:
– А помните… я вам тогда на седьмой странице… Я вам тогда капнула – и вы…
Синие блюдечки – через край, неслышные, торопливые капли – по щекам, вниз,
торопливые через край – слова:
– Я не могу, я сейчас уйду… я никогда больше, и пусть. Но только я хочу – я должна
от вас ребенка – оставьте мне ребенка, и я уйду, я уйду!
Я видел: она вся дрожала под юнифой, и чувствовал: я тоже сейчас – Я заложил назад
руки, улыбнулся:
– Что? Захотелось Машины Благодетеля?
И на меня – все так же, ручьями через плотины – слова:
– Пусть! Но ведь я же почувствую – я почувствую его в себе. И хоть несколько дней…
Увидеть – только раз увидеть у него складочку вот тут – как там – как на столе. Один день!
Три точки: она, я – и там на столе кулачок с пухлой складочкой…

Однажды в детстве, помню, нас повели на аккумуляторную башню. На самом верхнем
пролете я перегнулся через стеклянный парапет, внизу – точки-люди, и сладко тикнуло
сердце: «А что, если?» Тогда я только еще крепче ухватился за поручни; теперь – я прыгнул
вниз.
– Так вы хотите? Совершенно сознавая, что…
Закрытые – как будто прямо в лицо солнцу – глаза. Мокрая, сияющая улыбка.
– Да, да! Хочу!
Я выхватил из-под рукописи розовый талон – той – и побежал вниз, к дежурному.
О схватила меня за руку, что-то крикнула, но что – я понял только потом, когда вернулся.
Она сидела на краю постели, руки крепко зажаты в коленях.
– Это… это ее талон?
– Не все ли равно. Ну – ее, да.
Что-то хрустнуло. Скорее всего – О просто шевельнулась. Сидела, руки в коленях,
молчала.
– Ну? Скорее… – Я грубо стиснул ей руку, и красные пятна (завтра – синяки) у ней
на запястье, там – где пухлая детская складочка.