Page 72 - Мы
P. 72

72

               силлогизмов – пока не запишешь, не обмыслишь всего, что случилось…
                     Когда  я  вошел  на «Интеграл» –  все уже  были  в сборе,  все на местах,  все соты
               гигантского, стеклянного улья были полны. Сквозь стекло палуб – крошечные муравьиные
               люди внизу – возле телеграфов, динамо, трансформаторов, альтиметров, вентилей, стрелок,
               двигателей,  помп,  труб.  В кают-компании –  какие-то  над таблицами  и инструментами –
               вероятно,  командированные  Научным  Бюро.  И возле  них –  Второй  Строитель  с двумя
               своими помощниками.
                     У всех троих головы по-черепашьи втянуты в плечи, лица – серые, осенние, без лучей.
                     – Ну, что? – спросил я.
                     – Так… Жутковато… – серо, без лучей улыбнулся один. – Может, придется спуститься
               неизвестно где. И вообще – неизвестно…
                     Мне было  нестерпимо  смотреть  на них –  на них,  кого  я,  вот этими  самыми  руками,
               через  час  навсегда  выкину  из уютных  цифр  Часовой  Скрижали,  навсегда  оторву
               от материнской груди Единого Государства. Они напомнили мне трагические образы «Трех
               Отпущенников» –  история  которых  известна  у нас  любому  школьнику.  Эта история  о том,
               как троих  нумеров,  в виде  опыта,  на месяц  освободили  от работы:  делай  что  хочешь,
                                  6
               иди куда  хочешь.   Несчастные  слонялись  возле  места  привычного  труда  и голодными
               глазами заглядывали внутрь; останавливались на площадях – и по целым часам проделывали
               те движения, какие в определенное время дня были уже потребностью их организма: пилили
               и стругали  воздух,  невидимыми  молотами  побрякивали,  бухали  в невидимые  болванки.
               И наконец  на десятый  день  не выдержали:  взявшись  за руки,  вошли  в воду  и под звуки
               Марша погружались все глубже, пока вода не прекратила их мучений…
                     Повторяю: мне было тяжело смотреть на них, я торопился уйти.
                     – Я только проверю в машинном, – сказал я, – и потом – в путь.
                     О чем-то меня спрашивали – какой вольтаж взять для пускового взрыва, сколько нужно
               водяного балласта в кормовую цистерну. Во мне был какой-то граммофон: он отвечал на все
               вопросы быстро и точно, а я, не переставая, – внутри, о своем.
                     И вдруг  в узеньком  коридорчике –  одно  попало  мне  туда,  внутрь –  и с того  момента,
               в сущности, началось.
                     В узеньком  коридорчике  мелькали  мимо  серые  юнифы,  серые  лица,  и среди  них
               на секунду  одно:  низко  нахлобученные  волосы,  глаза  исподлобья –  тот самый.  Я понял:
               они здесь,  и мне  не уйти  от всего  этого  никуда,  и остались  только  минуты –  несколько
               десятков    минут…      Мельчайшая,      молекулярная     дрожь  во всем      теле  (она потом
               не прекращалась  уже  до самого  конца) –  будто  поставлен огромный  мотор,  а здание моего
               тела – слишком легкое, и вот все стены, переборки, кабели, балки, огни – все дрожит…
                     Я еще не знаю: здесь ли она. Но сейчас уже некогда – за мной прислали, чтобы скорее
               наверх, в командную рубку: пора в путь… куда?
                     Серые,  без лучей,  лица.  Напруженные  синие  жилы  внизу,  на воде.  Тяжкие,  чугунные
               пласты неба. И так чугунно мне поднять руку, взять трубку командного телефона.
                     – Вверх – сорок пять градусов!
                     Глухой взрыв – толчок – бешеная бело-зеленая гора воды в корме – палуба под ногами
               уходит –  мягкая,  резиновая –  и все  внизу,  вся жизнь,  навсегда…  На секунду –  все глубже
               падая в какую-то воронку, все кругом сжималось – выпуклый сине-ледяной чертеж города,
               круглые  пузырьки  куполов,  одинокий  свинцовый  палец  аккумуляторной  башни.  Потом –
               мгновенная ватная занавесь  туч –  мы сквозь нее –  и солнце, синее небо. Секунды, минуты,
               мили –  синее  быстро  твердеет,  наливается  темнотой,  каплями  холодного  серебряного  пота
               проступают звезды…
                     И вот –  жуткая,  нестерпимо-яркая,  черная,  звездная,  солнечная  ночь.  Как если бы
               внезапно  вы  оглохли:  вы еще  видите,  что ревут  трубы,  но только  видите:  трубы  немые,


                 6   Это давно, еще в III веке после Скрижали.
   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77