Page 73 - Мы

73

тишина. Такое было – немое – солнце.
Это было естественно, этого и надо было ждать. Мы вышли из земной атмосферы.
Но так как-то все быстро, врасплох – что все кругом оробели, притихли. А мне –
мне показалось даже легче под этим фантастическим, немым солнцем: как будто я,
скорчившись последний раз, уже переступил неизбежный порог – и мое тело где-то там,
внизу, а я несусь в новом мире, где все и должно быть непохожее, перевернутое…
– Так держать, – крикнул я в машину, – или не я, а тот самый граммофон во мне –
и граммофон механической, шарнирной рукой сунул командную трубку Второму
Строителю. А я, весь одетый тончайшей, молекулярной, одному мне слышной дрожью, –
побежал вниз, искать…
Дверь в кают-компанию – та самая: через час она тяжко звякнет, замкнется… Возле
двери – какой-то незнакомый мне, низенький, с сотым, тысячным, пропадающим в толпе
лицом, и только руки необычайно длинные, до колен: будто по ошибке наспех взяты
из другого человеческого набора.
Длинная рука вытянулась, загородила:
– Вам куда?
Мне ясно: он не знает, что я знаю все. Пусть: может быть – так нужно. И я сверху,
намеренно резко:
– Я Строитель «Интеграла». И я – распоряжаюсь испытаниями. Поняли?
Руки нет.
Кают-компания. Над инструментами, картами – объезженные серой щетиной головы –
и головы желтые, лысые, спелые. Быстро всех в горсть – одним взглядом – и назад,
по коридору, по трапу, вниз, в машинное. Там жар и грохот от раскаленных взрывами труб,
в отчаянной пьяной присядке сверкающие мотыли, в не перестающей ни на секунду, чуть
заметной дрожи – стрелки на циферблатах…
И вот – наконец – возле тахометра – он, с низко нахлобученным над записной книжкой
лбом…
– Послушайте… (Грохот: надо кричать в самое ухо.) Она здесь? Где она?
В тени – исподлобья – улыбка:
– Она? Там. В радиотелефонной…
И я – туда. Там их – трое. Все – в слуховых крылатых шлемах. И она – будто на голову
выше, чем всегда, крылатая, сверкающая, летучая – как древние валькирии, и будто
огромные, синие искры наверху, на радиошпице – это от нее, и от нее здесь – легкий,
молнийный, озонный запах.
– Кто-нибудь… нет, хотя бы – вы… – сказал я ей, задыхаясь (от бега). – Мне надо
передать вниз, на землю, на эллинг… Пойдемте, я продиктую…
Рядом с аппаратной – маленькая коробочка-каюта. За столом, рядом. Я нашел, крепко
сжал ее руку:
– Ну, что же? Что же будет?
– Не знаю. Ты понимаешь, как это чудесно: не зная – лететь – все равно куда… И вот
скоро двенадцать – и неизвестно что? И ночь… где мы с тобой будем ночью? Может быть –
на траве, на сухих листьях…
От нее – синие искры и пахнет молнией, и дрожь во мне – еще чаще.
– Запишите, – говорю я громко и все еще задыхаясь (от бега). – Время 11.30. Скорость:
6800…
Она – из-под крылатого шлема, не отрывая глаз от бумаги, тихо:
– …Вчера вечером пришла ко мне с твоей запиской… Я знаю – я все знаю: молчи.
Но ведь ребенок – твой? И я ее отправила – она уже там, за Стеною. Она будет жить…
Я – снова в командной рубке. Снова – бредовая, с черным звездным небом
и ослепительным солнцем, ночь; медленно с одной минуты на другую перехрамывающая
стрелка часов на стене; и все, как в тумане, одето тончайшей, чуть заметной (одному мне)
дрожью.