Page 115 - Архипелаг ГУЛаг

скоро?.. А просто у жены М. пятая картошина развалилась в сумке, а Н. уже в трюме
парохода едет на Колыму.)
Так мы разговоримся о всякой всячине, что–то смешное вспомним, — и весело и
славно тебе среди интересных людей совсем не твоей жизни, совсем не твоего круга
опыта, — а между тем уже и прошла безмолвная вечерняя поверка, и очки отобрали—и вот
мигает трижды лампа. Это значит — через пять минут отбой!
Скорей, скорей, хватаемся за одеяла! Как на фронте не знаешь, не обрушится ли шквал
снарядов, вот сейчас, через минуту, возле тебя, — так и здесь мы не знаем своей роковой
допросной ночи. Мы ложимся, мы выставляем одну руку поверх одеяла, мы стараемся
выдуть ветер мыслей из головы. Спать!
В такой–то момент в один апрельский вечер, вскоре после того, как мы проводили
Евтуховича, у нас загрохотал замок. Сердца сжались: кого? Сейчас прошипит надзиратель:
«на Сэ!», «на Зэ!». Но надзиратель не шипел. Дверь затворилась. Мы подняли головы. У
дверей стоял новичок: худощавый, молодой, в простеньком синем костюме и синей кепке.
Вещей у него не было никаких. Он озирался растерянно.
— Какой номер камеры? — спросил он тревожно.
— Пятьдесят третий. Он вздрогнул.
— С воли? — спросили мы.
— Не–ет… — страдальчески мотнул он головой. —А когда арестован?
— Вчера утром.
Мы расхохотались. У него было простоватое, очень мягкое лицо, брови почти совсем
белые. —А за что?
(Это — нечестный вопрос, на него нельзя ждать ответа.)
— Да не знаю… Так, пустяки…
Так все и отвечают, все сидят за пустяки. И особенно пустяком кажется дело самому
подследственному.
— Ну, всё же?
— Я… воззвание написал. К русскому народу.
— Что–о??? (Таких «пустяков» мы ещё не встречали!)
— Расстреляют? — вытянулось его лицо. Он теребил козырёк так и не снятой кепки.
— Да нет, пожалуй, — успокоили мы. — Сейчас никого не расстреливают. Десятка как
часы.
— Вы — рабочий? служащий? — спросил социал–демократ, верный классовому
принципу.
— Рабочий.
Фастенко протянул руку и торжествующе воскликнул мне:
— Вот вам, А.И., настроение рабочего класса!
И отвернулся спать, полагая, что дальше уж идти некуда и слушать нечего. Но он
ошибся.
— Как же так — воззвание ни с того ни с сего? От чьего ж имени?
— От своего собственного.
— Да кто ж вы такой? Новичок виновато улыбнулся:
— Император. Михаил.
Нас пробило, как искрой. Мы ещё приподнялись на кроватях, вгляделись. Нет, его
застенчивое простонародное лицо нисколько не было похоже на лицо Михаила Романова. Да
и возраст…
— Завтра, завтра, спать! — строго сказал Сузи.
Мы засыпали, предвкушая, что завтра два часа до утренней пайки не будут скучными.
Императору тоже внесли кровать, постель, и он тихо лёг близ параши.

* * *