Page 237 - Архипелаг ГУЛаг

Но всё ж в эти годы можно добиться голодовкой хоть личных требований.
С 30–х годов происходит новый поворот государственной мысли по отношению к
голодовкам. Даже вот такие ослабленные, изолированные, полуудушенные голодовки —
зачем, собственно, государству нужны? Не идеальнее ли представить, что арестанты вообще
не имеют своей воли, ни своих решений, — за них думает и решает администрация!
Пожалуй, только такие арестанты могут существовать в новом обществе. И вот с 30–х годов
перестали принимать узаконенные заявления о голодовках. «Голодовка как способ борьбы
больше не существуете — объявили Екатерине Олицкой в 1932 году и объявляли многим.
Власть упразднила ваши голодовки! — и баста. Но Олицкая не послушалась и стала
голодать. Ей дали поголодать в своей одиночке пятнадцать суток. Затем взяли в больницу,
для соблазна ставили перед ней молоко с сухарями. Однако она удержалась и на
девятнадцатый день победила: получила удлинённую прогулку, газеты и передачи от
политического Красного Креста (вот как надо было покряхтеть, чтобы получить эти
законные передачи!). А в общем победа — ничтожная, слишком дорого оплачена. Олицкая
вспоминает такие вздорные голодовки и у других: чтобы добиться выдачи посылки или
смены товарищей по прогулке, голодали по 20 дней. Стоило ли того? Ведь в Тюрьме Нового
Типа утраченных сил не восстановишь. Сектант Колосков так вот голодал — и на 25–е сутки
умер. Можно ли вообще позволить себе голодать в Тюрьме Нового Типа? Ведь у новых
тюремщиков в условиях закрытости и тайны появились вот какие могучие средства против
голодовки:
1. Терпение администрации. (Его достаточно мы видели из предыдущих примеров.)
2. Обман. Это—тоже благодаря закрытости. Когда каждый шаг разносят газетные
корреспонденты, не очень–то обманешь. А у нас — отчего ж и не обмануть? В 1933 году в
Хабаровской тюрьме 17 суток голодал С.А. Чеботарёв, требуя сообщить семье, где он
находится (приехали с КВЖД, и вдруг он «пропал», он беспокоился, что думает жена). На
17–е сутки к нему пришли заместитель начальника краевого ОГПУ Западный и хабаровский
крайпрокурор (по чинам видно, что длительные голодовки были не так уж часты) и показали
ему телеграфную квитанцию (вот, сообщили жене!) — тем уговорили принять бульон. А
квитанция была ложная! (Почему всё–таки высокие чины обеспокоились? Не за жизнь же
Чеботарёва. Очевидно, в первой половине 30–х годов ещё была какая–то личная
ответственность администратора за затянувшуюся голодовку.)
3. Насильственное искусственное питание. Этот приём взят, безусловно, из зверинца. И
может существовать он — только при закрытости. К 1937 году искусственное питание было
уже, очевидно, в большом ходу. Например, в групповой голодовке социалистов в
Ярославском централе ко всем было применено на 15–й день искусственное питание.
В этом действии очень много от изнасилования — да это именно оно и есть: четверо
больших мужиков набрасываются на слабое существо и должны лишить одного запрета —
всего только один раз лишить, а дальше что с ним будет—неважно. От изнасилования
здесь—и перелом воли: не по–твоему будет, а по–моему, лежи и подчиняйся. Рот разжимают
пластинкой, щель между зубами расширяют, вводят кишку: «Глотайте!» А если не
глотаешь—продвигают кишку дальше, и жидкий питательный раствор попадает прямо в
пищевод. Ещё затем массируют живот, чтобы заключённый не прибег ко рвоте. Ощущение:
моральной осквернённое™, сладости во рту и ликующего всасывающего желудка, до
наслаждения приятно.
Наука не застаивалась, и разработаны были также и другие способы кормления:
клизмой через задний проход, каплями через нос.
4. Новый взгляд на голодовки: голодовки есть продолжение контрреволюционной
деятельности в тюрьме и должны быть наказуемы новым сроком. Этот аспект обещал
породить богатейшую новую ветвь в практике Тюрьмы Нового Типа, но остался больше в
области угроз. И не чувство юмора, конечно, его остановило, а пожалуй, просто лень: зачем
всё это, когда есть терпение? Терпение и ещё раз терпение сытого перед голодным.
Примерно со средины 1937 года пришла директива: администрация тюрьмы впредь