Page 241 - Архипелаг ГУЛаг

наград: в 37–38–м годах ведь социалисты тоже сидели и получали свои десятки. Но их, как
правило, не понуждали к самооговору: ведь они не скрывали своих особенных взглядов,
достаточных для осуждения. А у коммуниста никогда нет особенных взглядов—и за что ж
его судить, если не выдавить самооговора?

* * *

Хотя уже разбросался огромный Архипелаг — но никак не хирели и отсидочные
тюрьмы. Старая острожная традиция не теряла ретивого продолжения. Всё то новое и
бесценное, что давал Архипелаг для воспитания масс, ещё не была полнота. Полноту давало
присоединение ТОНов и вообще срочных тюрем.
Не всякий, поглощаемый великою Машиной, должен был смешиваться с туземцами
Архипелага. То знатные иностранцы, то слишком известные лица и тайные узники, то свои
разжалованные чекисты — никак не могли быть открыто показываемы в лагерях: их
перекатка тачки не оправдывала бы разглашения и морально–политического 148 ущерба.
Так же и социалисты в постоянном бою за свои права никак не могли быть допущены до
смешения с массой — но именно под видом их льгот и прав содержимы и удушены
отдельно. Гораздо позже, в 50–е годы, как мы ещё узнаем, Тюрьмы Особого Назначения
понадобятся и для изолирования лагерных бунтарей. В последние годы своей жизни,
разочаровавшись в «исправлении» воров, велит Сталин и разным паханам давать тоже
тюрзак, а не лагерь. И наконец, приходилось брать на дармовое государственное содержание
ещё таких арестантов, кто, по слабости сразу в лагере умерев, уклонился бы тем самым от
отбывания срока. Или ещё таких, кто никак не мог быть приспособлен к туземной работе —
как слепой Копейкин, 70–летний старик, постоянно сидевший на рынке в городе Юрьевце
(Волжском). Песнопения его и прибаутки повлекли 10 лет по КРД, но лагерь пришлось
заменить тюремным заключением.
Соответственно задачам оберегался, обновлялся, укреплялся и усовершался старый
острожный фонд, наследованный от династии Романовых, с добавлением ещё и монастырей.
Некоторые централы, как Ярославский, настолько прочно и удобно были оборудованы
(двери, обитые железом, в каждой камере постоянно привинчены стол, табуретка и койка),
что потребовали только укрепления намордников на окнах да разгораживания прогулочных
дворов до размеров камеры (к 1937 году спилены были в тюрьмах все деревья, перекопаны
огороды и травяные площадки, залит асфальт). Другие, как Суздальский, требовали
переоборудования из монастырского помещения, но ведь само заключение тела в монастыре
и заключение его государственным законом в тюрьме преследуют физически–сходные
задачи, и оттого здания всегда легко приспосабливаются. Так же был приспособлен под
срочную тюрьму один из корпусов Сухановского монастыря — ну да ведь надо же было
пополнить и утери фонда: выделение Петропавловской крепости и Шлиссельбурга под
экскурсантов. Владимирский централ был расширен и достроен (большой новый корпус при
Ежове), он много использовался и много вобрал за эти десятилетия. Уже упомянуто, что
действовал Тобольский централ, а с 1925 открылся для постоянного и обильного
использования Верхнеуральский. (Изоляторы живы, на нашу беду, и работают в минуту,
когда пишутся эти строки.) Из поэмы Твардовского «За далью —даль» можно заключить,
что не пустовал при Сталине и Александровский централ. Меньше сведений у нас об
Орловском: есть опасения, что он сильно пострадал в Отечественную войну. Но по соседству
он всегда дополняется хорошо оборудованной отсидочной тюрьмой в Дмитровске
(Орловском).
В 20–е годы в политизоляторах (ещё политзакрытками называют их арестанты)
кормили очень прилично: обеды были всегда мясные, готовили из свежих овощей, в ларьке

148 Есть такое словечко!.. Небесно–болотный цвет.