Page 394 - Архипелаг ГУЛаг
P. 394

А  кто,  как  не  санчасть,  подписывает  каждое  постановление  на  посадку  в  карцер?
               (Впрочем,  не  упустим,  что  не  так  уж  начальство  в  этой  врачебной  подписи  нуждается.  В
               лагере  близ  Индигирки  был  вольнонаёмным  «лепилой»  (фельдшером, —  а  не  случайно
               лагерное  словцо!)  С.А.  Чеботарёв.  Он  не  подписал  ни  одного  постановления  начальника
               ОЛПа на посадку, так как считал, что в такой карцер и собак сажать нельзя, не то что людей:
               печь обогревала только надзирателя в коридоре. Ничего, посадки шли и без его подписи.)
                     Когда по вине прораба или мастера из–за отсутствия ограждения или защиты погибает
               на  производстве  зэк, —  кто,  как  не  лекпом  и  санчасть,  подписывают  акт,  что  он  умер  от
               разрыва сердца? (И значит, пусть остаётся всё по–старому и завтра погибают другие. А иначе
               ведь и лекпома завтра в забой. А там и врача.)
                     Когда  происходит  квартальная  комиссовка —  эта  комедия  общего  медицинского
               осмотра  лагерного  населения  с  квалификацией  на  ТФТ,  СФТ,  ЛФТ  и  ИФТ
               (тяжёлый–средний–лёгкий–индивидуальный  физический  труд), —  много  ли  возражают
               добрые  врачи  злому  начальнику  санчасти,  который  сам  только  тем  и  держится,  что
               поставляет колонны тяжёлого труда?
                     Или, может быть, санчасть была милосердна хоть к тем, кто не пожалел доли своего
               тела, чтобы спасти остальное? Все знают закон, это не на одном каком–нибудь лагпункте:
               самору–бам,  членовредителям  имостырщикам  медицинская  помощь  вовсе  не  оказывается]
               Приказ — администрации, а кто это не оказывает помощи? Врачи… Рванул себе капсулем
               четыре  пальца,  пришёл  в  больничку—  бинта  не  дадут:  иди,  подыхай,  пёс!  Ещё  на
               Волгоканале  во  время  энтузиазма  всеобщего  соревнования  вдруг  почему–то  (?)  стало
               слишком много мостырок. Это нашло мгновенное объяснение: вылазка классового врага. Так
               их—лечить?.. (Конечно, здесь зависит от хитрости мостыр–щика: можно сделать мостырку
               так, что это не докажешь. Анс Бернштейн обварил умело руку кипятком через тряпку— и
               тем спас свою жизнь. Другой обморозит умело руку без рукавички или намочится в валенок
               и идёт на мороз. Но не всё разочтёшь: возникает гангрена, а за нею смерть. Иногда бывает
               мостырка  невольная:  цынготные  незаживающие  язвы  Бабича  признали  за  сифилис,
               проверить анализом крови было негде, он с радостью солгал, что и сам болел сифилисом, и
               все родственники. Перешёл в венерическую зону и тем отсрочил смерть.)
                     Или  санчасть  освобождала  когда–нибудь  всех,  кто  в  этот  день  был  действительно
               болен? Не выгоняла каждый день сколько–то совсем больных людей за зону? Героя и комика
               народа зэков Петра Кишкина врач Сулейманов не клал в больницу потому, что понос его не
               удовлетворял норме: чтоб каждые полчаса и обязательно с кровью. Тогда при этапировании
               колонны  на  рабочий объект  Кишкин  сел,  рискуя,  что  его подстрелят.  Но  конвой оказался
               милосерднее  врача:  остановил  проезжую  машину  и  отправил  Кишкина  в  больницу. —
               Возразят,  конечно,  что  санчасть  была  ограничена  строгим  процентом  для  группы  «В» —
               больных стационарных и больных ходячих        288 . Так объяснение есть в каждом случае, но в
               каждом случае остаётся и жестокость, которую никак не перевесить соображением, что «зато
               кому–то другому» в это время сделали хорошо.
                     Да  добавить  сюда  ужасные  лагерные  больнички  вроде  стационара  2–го  лагпункта
               Кривощёкова:  маленькая  приёмная,  уборная  и  комната  стационара.  Уборная  зловонна  и
               наполняет больничный воздух, но разве дело в уборной? Тут в каждой койке лежит по два
               поносника и на полу между койками тоже. Ослабевшие оправляются прямо в кроватях. Ни
               белья,  ни  медикаментов  (1948–49  годы).  Заведует  стационаром  студент  3–го  курса
               мединститута  (сидит  по  58–й),  он  в  отчаянии,  но  сделать  ничего  не  может.  Санитары,


                 288   Врачи  обходили  это,  как  могли.  В  Сымском  ОЛПе  устраивали  полустационар:    доходяги  лежали  на
               своих бушлатах, ходили чистить снег, но питались из больничного котла. Вольный начальник санотдела A.M.
               Статников обходил группу «В» так: он сокращал стационары в рабочих зонах, но расширял ОЛПы–больницы,
               то  есть  целиком  состоящие  из  одних  больных.  В  официальных  гулаговских  бумагах  даже  писали  иногда:
               «поднять  физпрофиль  з/к  з/к», —  да  поднимать–то  не  давали  средств.  Вся  сложность  этих  увёрток  честных
               врачей как раз и убеждает, что не дано было санчасти остановить смертный процесс.
   389   390   391   392   393   394   395   396   397   398   399