Page 395 - Архипелаг ГУЛаг

кормящие больных, — сильные жирные ребята: они объедают больных, воруют из их
больничного пайка. Кто их поставил на это выгодное место? Наверно, кум. У студента не
хватает сил их изгнать и защитить паёк больных. Ау врача — у всякого хватало?.. 289
Или, может быть, в каком–нибудь лагере санчасть имела возможность отстоять
действительно человеческое питание? Ну хотя бы чтоб не видеть по вечерам этих «бригад
куриной слепоты», так и возвращающихся с работы цепочкою слепых, друг за друга
держась? Нет. Если чудом кто и добивался улучшения питания, то производственная
администрация, чтоб иметь крепких работяг. Ане санчасть вовсе.
Врачей никто во всём этом и не винит (хотя часто слабо мужество их сопротивления,
потому что на общие страх идти), но не надо же и легенды о спасительной санчасти. Как
всякая лагерная ветвь, и санчасть тоже: дьяволом рождена, дьяволовой кровью и налита.
Продолжая свою мысль, говорит Шаламов, что только на одну санчасть и может
рассчитывать в лагере арестант, а вот на труд своих рук он полагаться не может, не смеет:
это — могила. «В лагере губит не маленькая пайка, а большая».
Пословица верна: большая пайка губит. Самый крепкий работяга за сезон выкатки леса
доходит вчистую. Тогда ему дают временную инвалидность: 400 граммов хлеба и самый
последний котёл. За зиму большая часть их умирает (ну, например 725 из 800). Остальные
переходят на «лёгкий физический» и умирают уже на нём.
Но какой же другой выход мы можем предложить Ивану Денисовичу, если
фельдшером его не возьмут, санитаром тоже, даже освобождения липового ему на один день
не дадут? Если у него недостаток грамоты и избыток совести, чтоб устроиться придурком в
зоне? Остаётся ли у него другой путь, чем положиться на свои руки? Отдыхательный Пункт
(ОП)? Мостыр–ка? Актировка?..
Пусть он сам расскажет о них, он ведь и их обдумывал, время было.
«ОП — это вроде дома отдыха лагерного. Десятки годов зэки горбят, отпусков не
знают, так вот им— ОП, на две недели. Там кормят много лучше, и за зону не гонят, а в зоне
часа три–четыре в день легонечко: щебёнку бить, зону убирать или ремонтировать. Если в
лагере человек полтысячи— ОП открывают на пятнадцать. Да оно, если б честно разложить,
так за год с небольшим и все б через ОП обернулись. Но как ни в чём в лагере правды нет,
так с ОП особенно нет. Открывают ОП исподвоху, как собака тяпнет, уже и список на три
смены готовый, и закроют так же вихрем, полугода оно не простоит. И прутся туда—
бухгалтера, парикмахера, сапожники, портные, — вся аристократия, а работяг подлинных
добавят несколько для прикраски — мол, лучшие производственники. И ещё тебе портной
Беремблюм в нос тычет: я, мол, шубу вольному сшил, за неё в лагерную кассу тысячу рублей
плочено, а ты, дурак, целый месяц баланы катаешь, за тебя и ста рублей в лагерь не попадёт,
так кто производственник? кому ОП дать? И ходишь ты, душой истекаешь: как бы в ОП
попасть, ну легонечко передышаться, глядь— а его уж и закрыли, с концами. И самая обида,
что хоть бы где в тюремном деле помечали, что был ты в ОП в таком–то году, ведь сколько
бухгалтеров сидит. Не, не помечают. Потому что им невыгодно. На следующий год откроют
ОП — и опять Беремблюм в первую смену, тебя опять мимо. За десять лет прокатят боками
через десять лагерей, в десятом будешь проситься, хоть разик бы за целый срок в ОП
просунуться, посмотреть, ладно ли там стены крашены, не был–де ни разу, а как докажешь?..
Нет уж, лучше с ОП не расстраиваться.
Другое дело — мостырка, покалечиться так, чтоб и живу остаться, и инвалидом. Как
говорится, минута терпения — год кантовки. Ногу сломать, да потом чтоб срослась неверно.
Воду солёную пить — опухнуть. Или чай курить — это против сердца. А табачный настой
пить— против лёгких хорошо. Только с мерою надо делать, чтоб не перемостырить да через
инвалидность в могилку не скакнуть. А кто меру знает?..

289 Достоевский ложился в госпиталь безо всяких помех. И санчасть у них была даже общая с конвоем.
Неразвитость!