Page 442 - Архипелаг ГУЛаг

На прииске Утиный они готовятся к XX годовщине Октября. Подбирают чёрные
тряпки или древесным углем красят белые. Утром 7 ноября они намерены на всех палатках
вывесить чёрные траурные флаги, а на разводе петь «Интернационал», крепко взявшись за
руки и не впуская в свои ряды конвойных и надзирателей. Допеть, несмотря ни на что! После
этого ни за что не выходить из зоны на работу! Выкрикивать лозунги: «Долой фашизм!», «Да
здравствует ленинизм!», «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая
революция!».
В этом замысле смешан какой–то надрывный энтузиазм и бесплодность, становящаяся
смешной…
Впрочем, на них или из них же кто–то стучит, их всех накануне, 6 ноября, увозят на
прииск Юбилейный и там изолируют на праздники. Из закрытых палаток (откуда им
запрещено выходить) они поют «Интернационал», а работяги Юбилейного тем временем
выходят на работу. (Да и среди поющих раскол: тут есть и несправедливо посаженные
коммунисты, они отходят в сторону, «Интернационала» не поют, показывая молчанием свою
правоверность.)
«Если нас держат за решёткой, значит, мы ещё чего–нибудь стоим», — утешался
Александр Боярчиков. Ложное утешение. А кого не держали?..
Самым крупным достижением троцкистов в лагерной борьбе была их
голодовка–забастовка по всей воркутской линии лагерей. (Перед тем ещё где–то на Колыме,
кажется, 100–дневная: они требовали вместо лагерей вольного поселения и выиграли — им
обещали, они сняли голодовку, их рассредоточили по разным лагерям и постепенно
уничтожили.) Сведения о воркутской голодовке у меня противоречивые. Примерно вот так.
Началась 27 октября 1936 года и продолжалась 132 дня (их искусственно питали, но
они не снимали голодовки). Было несколько смертей от голода. Их требования были:
— отъединение политических от уголовных 312 ;
— восьмичасовой рабочий день;
— восстановить политпаёк (то есть добавочное питание по сравнению с остальными,
уж это — только для себя), питание независимо от выработки;
— уничтожение Особого Совещания, аннулирование его приговоров.
Их кормили через кишку, а потом распустили по лагерям слух, что не стало сахара и
масла, «потому что скормили троцкистам», — приём, достойный голубых фуражек! В марте
1937 пришла телеграмма из Москвы: требования голодающих полностью приняты!
Голодовка закончилась. Беспомощные лагерники, как они могли добиться исполнения? А их
обманули — не выполнили ни одного. (Западному человеку ни поверить, ни понять нельзя,
чтобы так можно было сделать. Ау коммунистов— так.) Напротив, всех участников
голодовки стали пропускать через оперчекотделы и предъявляли обвинение в продолжении
контрреволюционной деятельности.
Великий сыч в Кремле уже обдумывал свою расправу над ними.
Чуть позже на Воркуте на 8–й шахте была ещё крупная голодовка (а может— это часть
предыдущей). Здесь участвовало 170 человек, некоторые из них известны поименно:
староста голодовки Михаил Шапиро, бывший рабочий Харьковского ВЭФ; Дмитрий
Куриневский из киевского обкома комсомола; Иванов — бывший командир эскадры
сторожевых кораблей в Балтфлоте; Орлов; Каменецкий; Михаил Андреевич;
Полевой–Генкин; В.В.Вираб, редактор тбилисской «Зари Востока»; Сократ Геворкьян,
секретарь ЦК Армении; Григорий Злотник, профессор истории; его жена.
Ядро головки сложилось из 60 человек, в 1927–28 сидевших вместе в Верхнеуральском
изоляторе. Большой неожиданностью — приятной для голодающих и неприятной для
начальства— было присоединение к голодовке ещё и двадцати урок во главе с паханом по

312 Включали ли они в этих политических остальную Пятьдесят Восьмую, кроме себя? Вероятно, нет: не
могли же они каэров признать за братьев, если даже социалистов отвергли?