Page 475 - Архипелаг ГУЛаг

Смерть пришла в солнечно–снежных ризах, безгрешная, милосердная.
Это была фантазия на тему будущей войны. Из временных снежных укреплений
поднялись убийцы в полярных балахонах (говорят, что большинство из них были грузины),
бежали к дороге и добивали кольтами живых. А недалеко были заготовлены ямы, куда
подъехавшие блатные стали стаскивать трупы. Вещи же умерших, к неудовольствию
блатных, были сожжены.
23 и 24 апреля там же и так же расстреляли ещё 760 человек.
А девяносто трёх вернули этапом на Воркуту. Это были блатные и, очевидно,
стукачи–провокаторы.
Называют Ройтмана, Истнюка, Алиева. Из блатных—Тадика Николаевского. Мы не
можем утверждать достоверно, за что именно каждый был пощажён, но трудно представить
другую причину.
Называли и Моделя. Теперь мне прислали коллективное сообщение, исправляя о
Моисее Иосифовиче Моделе, что он не был пощажён на Старом Кирпичном, но изъят ещё из
штрафного этапа туда. Каким же образом? Эпизод, очень характерный для ортодоксов: один
из присланных энкаведешников оказался старый сотрудник М. Моделя по Следственной
Комиссии при Военно–Революционном Комитете Петроградского Совдепа (то есть вместе
расправлялись в дни Октября). Увидев Моделя в списках, тот соратник тайно изъял его дело
и так спас.
Приведенные сведения о кашкетинских расстрелах я собрал от двух зэков, с которыми
сидел. Один из них был там, и пощажён. Другой — очень любознательный и тогда же
горевший писать историю— сумел по тёплым следам осмотреть те места и расспросить, кого
можно.
Но с дальних командировок этапы смертников опоздали, они продолжали поступать по
5–10 человек. Отряд убийц принимал их на станции Кирпичный завод, вёл к старой бане —
будке, изнутри в три–четыре слоя обитой одеялами. Там велели смертникам на снегу
раздеваться и голыми входить. Внутри их расстреливали из пистолетов. Так за полтора
месяца было уничтожено около двухсот человек. Трупы убитых сжигали в тундре.
Сожжены были и сарай Старого Кирпичного и Ухтарка. (А «баню» поставили потом на
железнодорожную платформу, отвезли на 308–й пикет узкоколейки и сбросили там. Там её и
изучал мой приятель. Она вся была в крови изнутри, стены изрешечены.)
Ещё об одном случае расстрела троцкистов, там же и тогда же, рассказывает Франк
Диклер (еврей из Бразилии, в Нью–Йорке увлёкся советской пропагандой, в 1937 на
греческом судне радистом приплыл в Ленинград, сбежал на берег, чтоб участвовать в
социализме, — сразу под срок). Весной 1938 он работал тормозщиком на воркутинской
узкоколейке Рудник— Уса. Однажды из оперчекистского отдела им приказали: движение
остановить, уголь не грузить, приготовить четыре платформы и две теплушки для этапа на
Усу. Привели под большим конвоем с собаками человек 250, из них человек 50
бандитов–рецидивистов, остальные троцкисты, 8 женщин. У большинства одежда
хорошая— меховые шапки, меховые воротники, чемоданы. Среди них Диклер увидел своего
знакомого Андрей–чина— выходца из Югославии, но крупного американского коммуниста,
соратника Фостера и Браудера: раньше Диклер слышал его речи в Мэдисон Сквер Гарден, а
на днях встретился в зоне, узнал об успехе их забастовки — они стали получать сухой паёк,
выходные, и бригады и бараки у них отдельные. Теперь их посадили на голые платформы, а
было снежно, морозно, — и повезли. На крутом спуске Диклер держал ручку тормоза и
посматривал на платформы. Андрейчин увидел его и, глядя в сторону, стал кричать во всё
горло, как бы не ему:
— Frank! Just listen, don't say a word! This is the end. We're going to be murdered in cold
blood! Frank! Listen! If you ever get out, tell the world who they are: a bunch of cutthroats!
assassins! bandits! 327

327 —Франк! Слушай— и не отвечай. Это— конец. Нас везут на убой! Франк! Слушай! Если ты