Page 531 - Архипелаг ГУЛаг
P. 531
общих, профессор понял свою ошибку, он понял, что на самом деле арестант — звонкий,
тонкий и прозрачный. (Характеристика— весьма меткая и опять–таки в чём–то лестная. Все
снова смеются.)
Мы уже говорили, что у зэков нет своей письменности. Но в личном примере старых
островитян, в устном предании и в фольклоре выработан и передаётся новичкам весь кодекс
правильного зэческого поведения, основные заповеди в отношении к работе, к
работодателям, к окружающим и к самому себе. Весь этот вместе взятый кодекс,
запёчатлённый, осуществлённый в нравственной структуре туземца, и даёт то, что мы
называем национальным типом зэка. Печать этой принадлежности втравливается в человека
глубоко и навсегда. Много лет спустя, если он окажется вне Архипелага, сперва в человеке
узнаешь зэка, а лишь потом — русского, или татарина, или поляка.
В дальнейшем изложении мы и постараемся черта за чертою оглядеть комплексно то,
что есть народный характер, жизненная психология и нормативная этика нации зэков.
* * *
Отношение к казённой ρ а б о τ е. У зэков абсолютно неверное
представление, что работа призвана высосать из них всю жизнь, значит, их главное спасение:
работая, не отдать себя работе. Хорошо известно зэкам: всей работы не переделаешь
(никогда не гонись за тем, что вот, мол, кончу побыстрей и присяду отдохнуть: как только
присядешь, сейчас же дадут другую работу). Работа дураков любит.
Но КЭ.К 5ΚΘ быть? Отказываться от работы открыто? Пуще нельзя! —
сгноят в карцерах, сморят голодом. Выходить на работу— неизбежно, но там–то, в рабочий
день, надо не вкалывать, а «ковыряться», не мантулитъ, а кантоваться, филонить (то есть не
работать всё равно). Туземец ни от одного приказания не отказывается открыто, наотрез—
это бы его погубило. Но он— тянет резину. «Тянуть резину»— одно из главнейших понятий
и выражений Архипелага, это — главное спасительное достижение зэков (впоследствии оно
широко перенято и работягами воли). Зэк выслушивает всё, что ему приказывают, и
утвердительно кивает головой. И— уходит выполнять. Но — не выполняет! Даже чаще
всего — и не начинает. Это иногда приводит в отчаяние целеустремлённых неутомимых
командиров производства. Естественно, возникает желание — кулаком его в морду или по
захрястку, это тупое бессмысленное животное в лохмотьях, — ведь ему же русским языком
было сказано!.. Что за беспонятливость? (Но в том–то и дело, что русский советский язык
плохо понимается туземцами, ряду наших современных представлений— например «рабочая
честь», «сознательная дисциплина» — на их убогом языке даже нет эквивалента.) Однако
едва наскочит начальник вторично — зэк покорно сгибается под ругательствами и тут же
начинает выполнять. Сердце работодателя слегка отпускает, он идёт дальше по своим
неотложным многочисленным руководящим делам — а зэк за его спиной сейчас же садится
и бросает работу (если нет над ним бригадирского кулака или лишение хлебной пайки не
угрожает ему сегодня же, а также если нет приманки в виде зачётов). Нам, нормальным
людям, даже трудно понять эту психологию, но она такова.
Беспонятливость? Наоборот, высшая понятливость, приспособленная к условиям. На
что он может рассчитывать? ведь работа сама не сделается, а начальник подойдёт ещё раз —
будет хуже? А вот на что он рассчитывает: сегодня третий раз начальник скорей всего и не
подойдёт. А до завтра ещё дожить надо. Ещё сегодня вечером зэка могут услать на этап, или
перевести в другую бригаду, или положить в больничку, или посадить в карцер — а
отработанное им тогда достанется другому? А завтра этого же зэка в этой бригаде могут
перекинуть на другую работу. Или сам же начальник отменит, что делать этого не надо или
совсем не так надо делать. От многих таких случаев усвоили зэки прочно: не делай сегодня
того, что можно сделать завтра. На зэка где сядешь, там и слезешь. Опасается он потратить
лишнюю калорию там, где её может быть удастся не потратить. (Понятие о калориях— у
туземцев есть и очень популярно.) Между собою зэки так откровенно и говорят: кто везёт,