Page 533 - Архипелаг ГУЛаг

читатель, — ценности идейные, жертвенность и желание бескорыстно трудиться для
будущего — у зэков не только отсутствует, но даже ни в грош ими не ставится. Достаточно
сказать, что зэки нацело лишены патриотического чувства, они совсем не любят своих
родных островов. Вспомним хотя бы слова их народной песни:
Будь проклята ты, Колыма! Придумали ж гады планету!..
Оттого они нередко предпринимают рискованные дальние поиски счастья, которые
называются в просторечии побегами.
Выше всего у зэков ценится и на первое место ставится так называемая пайка — это
кусок чёрного хлеба с подмесями, дурной выпечки, который мы с вами и есть бы не стали. И
тем дороже считается у них эта пайка, чем она крупней и тяжелей. Тем, кто видел, с какой
жадностью набрасываются зэки на свою утреннюю пайку и доедают её почти до рук, —
трудно отогнать от себя это неэстетическое воспоминание. На втором месте у них идёт
махорка или самосад, причём меновые соотношения дико произвольные, не считающиеся с
количеством общественно полезного труда, заложенного в то и другое. Это тем более
чудовищно, что махорка у них является как бы всеобщей валютой (денежной системы на
островах нет). На третьем месте идёт баланда (островной суп без жиров, без мяса, без круп и
овощей, по обычаю туземцев). Пожалуй, даже парадный ход гвардейцев точно в ногу, в
сияющей форме и с оружием, не производит на зрителя такого устрашающего впечатления,
как вечерний вход в столовую бригады зэков за баландою: эти бритые головы,
шапки–нашлёпки, лохмотья связаны верёвочками, лица злые, кривые (откуда у них на
баланде эти жилы и силы?), — и двадцатью пятью парами ботинок, чуней и лаптей—
туп–туп, туп–туп, отдай пайку, начальничек! Посторонись, кто не нашей веры! В эту минуту
на двадцати пяти лицах у самой уже добычи приоткрывается вам явственно национальный
характер зэка.
Мы замечаем, что, рассуждая о народе зэков, почти как–то не можем представить себе
индивидуальностей, отдельных лиц и имён. Но это— не порок нашего метода, это отражение
того стадного строя жизни, который ведёт этот странный народ, отказавшийся от столь
обычной у других народов семейной жизни и оставления потомства (они уверены, что их
народ будет пополнен другим путём). На Архипелаге очень своеобразен именно этот
коллективный образ жизни — то ли наследие первобытного общества, то ли — уже заря
будущего. Вероятно — будущего.
Следующая у зэков ценность — сон. Нормальный человек может только удивляться,
как много способен спать зэк и в каких различных обстоятельствах. Нечего и говорить, что
им неведома бессонница, они не применяют снотворных, спят все ночи напролёт, а если
выпадет свободный от работы день, то и его весь спят. Достоверно установлено, что они
успевают заснуть, присев у пустых носилок, пока те нагружаются; умеют заснуть на разводе,
расставив ноги; и даже идя под конвоем в строю на работу— тоже умеют заснуть, но не все:
некоторые при этом падают и просыпаются. Для всего этого обоснование у них такое: во сне
быстрей идёт срок. И ещё: ночь для сна, а день для отдыха 351 .
Мы возвращаемся к образу бригады, топающей за «законной» (как они говорят)
баландой. Мы видим здесь выражение одной из главнейших национальных черт народа
зэков — жизненного напора (и это не идёт в противоречие с их склонностью часто
засыпать. Вот для того–то они и засыпают, чтобы в промежутке иметь силы для напора).
Напор этот— и буквальный, физический, на финишных прямых перед целью — едой, тёплой
печкой, сушилкой, укрытием от дождя, и зэк не стесняется в этой толкучке садануть соседа
плечом в бок; идут ли два зэка поднять бревно — оба они направляются к хлыстовому концу,
так чтобы комлевой достался напарнику. И напор в более общем смысле — напор для
занятия более выгодного жизненного положения. В жестоких островных условиях (столь

351 Парадоксально, но сходные пословицы есть и у русского народа: «Ходя наемся, стоя высплюсь»; «Где
щель, там и постель».