Page 534 - Архипелаг ГУЛаг

близких к условиям животного мира, что мы безошибочно можем прилагать сюда
дарвиновскую struggle for life) от успеха или неуспеха в борьбе за место часто зависит сама
жизнь— и в этом пробитии дороги себе за счёт других туземцы не знают сдерживающих
этических начал. Так прямо и говорят: совесть? в личном деле осталась. При важных
жизненных решениях они руководятся известным правилом Архипелага: лучше ссучиться,
чем мучиться.
Но напор может быть успешным, если он сопровождается жизненной ловкостью,
изворотливостью в труднейших обстоятельствах 352 . Это качество зэк должен проявлять
ежедневно, по самым простым и ничтожным поводам: для того чтобы сохранить от гибели
своё жалкое ублюдочное добро — какой–нибудь погнутый котелок, тряпку вонючую,
деревянную ложку, иголку–работницу. Однако в борьбе за важное место в островной
иерархии — изворотливость должна быть более высокая, тонкая, рассчитанная темниловка.
Чтобы не отяжелять исследование — вот один пример. Некий зэк сумел занять важную
должность начальника промышленных мастерских при хоздворе. Одни работы его
мастерским удаются, другие нет, но крепость его положения зависит даже не от удачного
хода дел, а от того понта, с которым он держится. Вот приходят к нему офицеры МВД и
видят на его письменном столе какие–то глиняные конусы. — «А это — что у тебя?» —
«Конусы Зегера». — «Азачем?» — «Определять температуру в печах». — «А–а–а», — с
уважением протянет начальник и подумает: ну и хорошего ж я инженера поставил. А конусы
эти своим плавлением никакой температуры определить не могут, потому что они из глины
не только не стандартной, а— неизвестно какой. Примелькива–ются конусы — и у
начальника мастерских новая игрушка на столе — оптический прибор без единой линзы (где
ж на Архипелаге линзы брать?). И опять все удивляются.
И постоянно должна быть голова зэка занята вот такими ложными боковыми ходами.
Сообразно обстановке и психологически оценивая противника, зэк должен проявлять
гибкость поведения — от грубого действия кулаком или горлом до тончайшего
притворства, от полного бесстыдства до святой верности слову, данному с глазу на глаз и,
казалось бы, совсем необязательному. (Так, почему–то все зэки свято верны обязательствам
по тайным взяткам и исключительно терпеливы и добросовестны в выполнении частных
заказов. Рассматривая какую–нибудь чудесную островную выделку с резьбой и
инкрустацией, подобные которым мы видим только в музее Останкино, бывает, нельзя
поверить, что это делали те самые руки, которые сдают работу десятнику, лишь колышком
подперев, а там пусть сразу и рухнет.)
Эта же гибкость поведения отражается и известным правилом зэков: дают — бери,
бьют — беги.
Важнейшим условием успеха в жизненной борьбе является для островитян ГУЛАГа их
скрытность. Их характер и замыслы настолько глубоко спрятаны, что непривыкшему
начинающему работодателю поначалу кажется, что зэки гнутся, как травка— от ветра и
сапога 353 . (Лишь позже он с горечью убедится в лукавстве и неискренности островитян.)
Скрытность— едва ли не самая характерная черта зэковского племени. Зэк должен скрывать
свои намерения, свои поступки и от работодателей, и от надзирателей, и от бригадира, и от
так называемых «стукачей» 354 . Скрывать ему надо удачи свои, чтоб их не перебили.
Скрывать надо планы, расчёты, надежды — готовится ли он к большому «побегу» или
надумал, где собрать стружку для матраса. В зэковской жизни всегда так, что открыться —
значит потерять… Один туземец, которого я угостил махоркой, объяснил мне так (даю в

352 У русских: «Передом кланяется, боком глядит, задом щупает».

353 Сравни у русских: «Лучше гнуться, чем переломиться».

354 Малозначительное островное явление, касаться которого в нашем очерке мы считаем излишним.