Page 547 - Архипелаг ГУЛаг

вопль наверно бывшего каптёра. Ведь не из голода, не по нужде, не по бедности эти
Курагин, Пойсуйшапка и Игнатчен–ко тянули мешки и бочки из каптёрки, а просто: отчего
же не поживиться за счёт безответных, беззащитных и умирающих с голоду рабов? А тем
более во время войны, когда все вокруг хапают? Да не живи так, над тобой другие смеяться
будут! (Уже не выделяю особым свойством их предательство по отношению к придуркам,
попавшимся на недостаче.) Вспоминают и ко–лымчане: кто только мог потянуть из общего
котла заключённых— начальник лагеря, начальник режима, начальник КВЧ, вольнонаёмные
служащие, дежурные надзиратели—обязательно тянули. А вахтёры — чай сладкий таскали
на вахту. Хоть ложечку сахара, да за счёт заключённого слопать! От умирающего отнять—
ведь слаже…
А что же было, когда им доставались в руки «американские подарки» (сбор жителей
Штатов для советского народа)! На Усть–Нере в 1943, по рассказу Т. Сговио, начальник
лагеря полковник Нагорный, политотдела— Голоулин, Индигирско–го управления Быков и
геологического управления Раковский вместе с жёнами сами открывали все ящики подарков,
отбирали себе и дрались. Остальное, не взятое ими самими, они потом раздавали как премии
на собрании вольных. Ещё и до 1948 года дневальные начальства продавали на чёрном
рынке остатки американских подарков.
Начальников КВЧ лучше не вспоминать — смех один. Всё тащат, да мелочно как–то
(крупней им не разрешено). Вызовет начальник КВЧ каптёра и даёт ему свёрток — рваные
ватные брюки, завёрнутые в «Правду», — на, мол, а мне новые принеси. Ас Калужской
заставы начальник КВЧ в 1945–46 годах каждый день уносил за зону вязанку дровишек,
собранную для него зэками на строительстве. (И потом ещё по Москве ехал в автобусе—
шинель и вязанка дровишек, тоже жизнь несладкая…)
Лагерным хозяевам мало, что сами они и семьи их обуваются и одеваются у лагерных
мастеров (даже костюм «голубь мира» к костюмированному балу для толстухи жены
начальника ОЛПа шьётся на хоздворе). Им мало, что там изготовляют им мебель и любую
хозяйственную снасть. Им мало, что там же льют им и дробь (для браконьерской охоты в
соседнем заповеднике). Им мало, что свиньи их кормятся с лагерной кухни. Мало! от старых
крепостников тем и отличаются они, что власть их— не пожизненна и не наследственна. И
оттого крепостники не нуждались воровать сами у себя, а у лагерных начальников голова
только тем и занята, как у себя же в хозяйстве что–нибудь украсть.
Я скудно привожу примеры, только чтоб не загромождать изложения. Из нашего лагеря
на Калужской заставе мрачный горбун Невежин никогда не уходил с пустыми руками, так и
шёл в долгой офицерской шинели и нёс или ведёрко с олифой, или стёкла, или замазку, в
общем в количествах, тысячекратно превышающих нужды одной семьи. А пузатый капитан,
начальник 15–го ОЛПа с Котельнической набережной, каждую неделю приезжал в лагерь на
легковой машине за олифой и замазкой (в послевоенной Москве это было золото). И всё это
предварительно воровали для них из производственной зоны и переносили в лагерную — те
самые зэки, которые получили по 10 лет за снопик соломы или пачку гвоздей! Но мы–то,
под–советские, давно исправились, и у себя на родине освоились, и нам это только смешно.
А вот каково было военнопленным немцам в ростовском лагере! — начальник посылал их
ночами воровать для себя стройматериалы: он и другие начальники строили себе дома. Что
могли понять в этом смирные немцы, если они знали, что тот же начальник за кражу котелка
картошки посылал их под трибунал и там лепили им 10 лет и 25? Немцы придумали:
приходили к переводчице Т.С. Сергиенко и подавали ей оправдательный документ:
заявление, что такого–то числа идут воровать вынужденно. (А строили они
железнодорожные сооружения, и из–за постоянной кражи цемента те клались почти на
песке.)
Зайдите сейчас в Экибастузе в дом начальника шахтоуправления Д.М. Матвеева (это он
из–за свёртывания ГУЛАГа в шахтоуправлении, а то был начальник Экибастузского лагеря с
1952 года). Дом его набит картинами, резьбой и другими вещами, сделанными бесплатными
руками туземцев.