Page 577 - Архипелаг ГУЛаг

только ахает и мно–гоусто удивляется: «чего ему не хватало?!» Поскольку у него было
жратвы от пуза, и двадцать костюмов, и две дачи, и автомобиль, и самолёт, и известность—
чего ему не хватало?!! Миллионам наших замотанных соотечественников невмести–мо
представить, чтобы человеком (я не говорю об этих именно троих) могло двигать
что–нибудь, кроме корысти.
Настолько все впитали и усвоили: «важен результат».
Откуда это к нам пришло? Отступя лет триста назад, — разве в Руси старообрядческой
могло такое быть?
Это пришло к нам с Петра, от славы наших знамён и так называемой «чести нашей
родины». Мы придавливали наших соседей, расширялись, — ив отечестве утверждалось:
важен результат.
Потом от наших Демидовых, Кабаних и Цыбукиных. Они карабкались, не оглядываясь,
кому обламывают сапогами уши, и всё прочней утверждалось в когда–то богомольном
прямодушном народе: важен результат.
А потом — от всех видов социалистов, и больше всего — от новейшего непогрешимого
нетерпеливого Учения, которое всё только из этого и состоит: важен результат! Важно
сколотить боевую партию! захватить власть! удержать власть! устранить противников!
победить в чугуне и стали! запустить ракеты!
И хотя для этой индустрии и для этих ракет пришлось пожертвовать и укладом жизни,
и целостью семьи, и здравостью народного духа, и самой душою наших полей, лесов и
рек, — наплевать! важен результат!!
Но это — ложь. Вот мы годы горбим на всесоюзной каторге. Вот мы медленными
годовыми кругами восходим в понимании жизни — и с высоты этой так ясно видно: не
результат важен! не результат — а дух! Не что сделано — а как. Не что достигнуто — а
какой ценой.
Вот и для нас, арестантов, — если важен результат, то верна и истина: выжить любой
ценой. Значит: стать стукачом, предавать товарищей — за это устроиться тепло, а может
быть, и досрочку получить. В свете Непогрешимого Учения тут, очевидно, нет ничего
дурного. Ведь если делать так, то результат будет в нашу пользу, а важен — результат.
Никто не спорит: приятно овладеть результатом. Но не ценой потери человеческого
образа.
Если важен результат — надо все силы и мысли потратить на то, чтоб уйти от общих.
Надо гнуться, угождать, подличать — но удержаться придурком. И тем — уцелеть.
Если важна суть — то пора примириться с общими. С лохмотьями. С изодранной
кожей рук. С меньшим и худшим куском. И может быть— умереть. Но пока жив— с
гордостью потягиваться ломящею спиной. Вот когда— перестав бояться угроз и не гонясь за
наградами — стал ты самым опасным типом, на совиный взгляд хозяев. Ибо— чем тебя
взять?
Тебе начинает даже нравиться нести носилки с мусором (да, но не с камнем!) и
разговаривать с напарником о том, как кино влияет на литературу. Тебе начинает нравиться
присесть на опустевшее растворное корытце и закурить около своей кирпичной кладки. И ты
просто горд, если десятник, проходя мимо, прищурится на твою вязку, посмотрит в створ со
стеной и скажет:
— Это ты клал? Ровненько.
Ни на что тебе не нужна эта стена, и не веришь ты, что она приблизит счастливое
будущее народа, но, жалкий оборванный раб, у этого творения своих рук ты сам себе
улыбнёшься.
Дочь анархиста Галя Бенедиктова работала в санчасти медсестрой, но, видя, что это—
не лечение, а только личное устройство, — из упрямства ушла на общие, взяла кувалду,
лопату. И говорит, что духовно это её спасло.
Доброму и сухарь на здоровье, а злому и мясное не впрок.
(Так–то оно так, но— если и сухаря нет?..)