Page 590 - Архипелаг ГУЛаг

и свою семью человек становится данником страха, подчинённым его. И оказывается
наименее опасной формой существования — постоянное предательство.
Самое мягкое, зато и самое распространённое предательство— это ничего прямо
худого не делать, но: не заметить гибнущего рядом, не помочь ему, отвернуться, сжаться.
Вот арестовали соседа, товарища по работе и даже твоего близкого друга. Ты молчишь, ты
делаешь вид, что и не заметил (ты никак не можешь потерять свою сегодняшнюю работу!).
Вот на общем собрании объявляется, что исчезнувший вчера— заклятый враг народа. И ты,
вместе с ним двадцать лет сгорбленный над одним и тем же столом, теперь своим
благородным молчанием (а то и осуждающей речью) должен показать, как ты чужд его
преступлений (ты для своей дорогой семьи, для близких своих должен принести эту жертву!
какое ты имеешь право не думать о них?). Но остались у арестованного — жена, мать, дети,
может быть, помочь хоть им? Нет–нет, опасно: ведь это — жена врага, и мать врага, и дети
врага (а твоим–то надо получить ещё долгое образование)!
Когда арестовали инженера Пальчинского, жена его Нина писала вдове Кропоткина:
«Осталась я совсем без средств, никто ничем не помог, все чураются, боятся… Ятеперь
увидала, что такое друзья. Исключений очень мало» 383 .
Укрыватель — тот же враг! Пособник — тот же враг. Поддерживающий дружбу —
тоже враг. И телефон заклятой семьи замолкает. Почта обрывается. На улице их не узнают,
ни руки не подают, ни кивают. Тем более в гости не зовут. И не ссужают деньгами. В
кипении большого города люди оказываются как в пустыне.
А Сталину только это и нужно! А он смеётся в усы, гута–линщик!
Академик Сергей Вавилов после расправы над своим великим братом пошёл в
лакейские президенты Академии Наук. (Усатый шутник в издёвку придумал, проверял
человеческое сердце.) А.Н.Толстой, советский граф, остерегался не только посещать, но
деньги давать семье своего пострадавшего брата. Леонид Леонов запретил своей жене,
урождённой Сабашнико–вой, посещать семью её посаженного брата СМ. Сабашникова. А
легендарный Димитров, этот лев рыкающий лейпцигского процесса, отступился и не спас,
предал своих друзей Попова иТанева, когда им, освобождённым по фашистскому суду,
вкатили на советской земле по 15 лет «за покушение на товарища Димитрова» (в Краслаге
они отбывали).
Положение у семей арестованных было известно какое. Вспоминает В.Я. Кавешан из
Калуги: «После ареста отца от нас все бежали, как от прокажённых; мне пришлось школу
бросить — затравили ребята — (растут предатели! растут палачи!), — а мать уволили с
работы. Приходилось побираться».
Одну семью арестованного москвича в 1937 — мать с ребятишками, милиционеры
повезли на вокзал — ссылать. И вдруг, когда вокзал проходили, мальчишка (лет восьми)
исчез. Милиционеры искрутились, найти не могли. Сослали семью без этого мальчишки.
Оказывается, он нырнул под красную ткань, обматывающую высокую разножку под бюстом
Сталина, и так просидел, пока миновала опасность. Потом вернулся домой — квартира
опечатана. Он к соседям, он к знакомым, он к друзьям папы и мамы — и не только никто не
принял этого мальчика в семью, но ночевать не оставили! И он сдался в детдом…
Современники! Соотечественники! Узнаёте ли вы свою харю?
И всё это — только легчайшая ступень предательства — отстранение. А сколько ещё
заманчивых ступеней— и какое множество людей опускалось по ним? Те, кто уволили мать
Кавешан с работы, — не отстранились? внесли свою лепту? Те, послушные звонку
оперативника, кто послали Никитину на чёрную работу, чтоб скорее стала стукачкой? Да те
редакторы, которые бросались вычёркивать имя вчера арестованного писателя?
Маршал Блюхер — вот символ той эпохи: сидел совой в президиуме суда и судил

383 Письмо от 6 августа1929 (Рукописный отдел Государственной библиотеки им. В.И.Ленина, ф. 410, карт.
5, ед. хр. 24.)