Page 745 - Архипелаг ГУЛаг

подниматься с земли и расходиться, оставив генералитет 452 .
Тут же срывали номера, начали выламывать и решётки. Однако уже возник раскол, и
дух упал: может, хватит? большего не добьёмся. Ночной развод уже частично вышел,
утренний полностью. Завертелись колёса копров, и, глядя друг на друга, объекты
возобновляли работу.
А 29–я шахта— за горой, иона не видела остальных. Ей объявили, что все уже
приступили к работе, — 29–я не поверила и не пошла. Конечно, не составляло труда взять от
неё делегатов, свозить на другие шахты. Но это было бы унизительное цацканье с
заключёнными, да и жаждали генералы пролить кровь: без крови не победа, без крови не
будет этим скотам науки.
1 августа 11 грузовиков с солдатами проехали к 29–й шахте. Заключённых вызвали на
плац, к воротам. С другой стороны ворот сгустились солдаты. «Выходите на работу — или
примем жестокие меры!»
Без пояснений— какие. Смотрите на автоматы. Молчание. Движение людских молекул
в толпе. Зачем же погибать? Особенно— краткосрочникам… У кого остался год–два, те
толкаются вперёд. Но решительнее их пробиваются другие — и в первом ряду, схватясь
руками, сплетают оцепление против штрейкбрехеров. Толпа в нерешительности. Офицер
пытается разорвать цепь, его ударяют железным прутом. Генерал Дере–вянко отходит в
сторону и даёт команду «огонь!». По толпе.
Три залпа, между ними— пулемётные очереди. Убито 66 человек. (Кто ж убитые? —
передние: самые бесстрашные, да прежде всех дрогнувшие. Это— закон широкого
применения, он и в пословицах.) Остальные бегут. Охрана с палками и прутьями бросается
вслед, бьёт зэков и выгоняет из зоны.
Три дня (1–3 августа) — аресты по всем бастовавшим лагпунктам. Но что с ними
делать? Притупели Органы от потери кормильца, не разворачиваются на следствие. Опять в
эшелоны, опять везти куда–то, развозить заразу дальше. Архипелаг становится тесен.
Для оставшихся— штрафной режим.
На крышах бараков 29–й шахты появилось много латок из драни— это залатаны дыры
от солдатских пуль, направленных выше толпы. Безымянные солдаты, не хотевшие стать
убийцами.
Но довольно и тех, что били в мишень.
Близ терриконика 29–й шахты кто–то в хрущёвские времена поставил у братской
могилы крест— с высоким стволом, как телеграфный столб. Потом его валили. И кто–то
ставил вновь.
Не знаю, стоит ли сейчас. Наверно, нет.

Глава 12. СОРОК ДНЕЙ КЕНГИРА

Но в падении Берии была для Особлагов и другая сторона: оно обнадёжило и тем
сбило, смутило, ослабило каторгу. Зазеленели надежды на скорые перемены — и отпала у
каторжан охота гоняться за стукачами, садиться за них в тюрьму, бастовать, бунтовать.
Злость прошла. Всё и без того, кажется, шло к лучшему, надо было только подождать.
И ещё такая сторона: погоны с голубой окаёмкой (но без авиационной птички), до сей
поры самые почётные, самые несомненные во всех Вооружённых Силах, — вдруг понесли на
себе как бы печать порока, и не только в глазах заключённых или их родственников (шут бы
с ними) — но не в глазах ли и правительства?
В том роковом 1953 году с офицеров МВД сняли вторую зарплату («за звёздочки»), то
есть они стали получать только один оклад со стажными и полярными надбавками, ну и

452 По другим рассказам, где–то так и вывесили: «Нам — свободу, Родине — угля!» Ведь «нам свободу!» —
это уже крамола, скорей добавляют извинительно «родине — угля».