Page 746 - Архипелаг ГУЛаг
P. 746
премиальные конечно. Это был большой удар по карману, но ещё больший по будущему:
значит, мы становимся не нужны?
Именно из–за того, что пал Берия, охранное министерство должно было срочно и въявь
доказать свою преданность и нужность. Но как?
Те мятежи, которые до сих пор казались охранникам угрозой, теперь замерцали
спасением: побольше бы волнений, беспорядков, чтоб надо было принимать меры. И не
будет сокращения ни штатов, ни зарплат.
Меньше чем за год несколько раз кенгирский конвой стрелял по невинным. Шёл
случай за случаем; и не могло это быть непреднамеренным 453 .
Застрелили ту девушку Лиду с растворомешалки, которая повесила чулки сушить
напредзоннике.
Подстрелили старого китайца — в Кенгире не помнили его имени, по–русски китаец
почти не говорил, все знали его переваливающуюся фигуру— с трубкой в зубах и лицо
старого лешего. Конвоир подозвал его к вышке, бросил пачку махорки у самого
предзонника, а когда китаец потянулся взять — выстрелил, ранил.
Такой же случай, но конвоир с вышки бросил патроны, велел заключённому собрать и
застрелил его.
Затем известный случай стрельбы разрывными пулями по колонне, пришедшей с
Обогатительной фабрики, когда вынесли 16 раненых. (А ещё десятка два скрыли свои лёгкие
ранения от регистрации и возможного наказания.)
Тут зэки не смолчали — повторилась история Экибастуза: 3–й лагпункт Кенгира три
дня не выходил на работу (но еду принимал), требуя судить виновных.
Приехала комиссия и уговорила, что виновных будут судить (как будто зэков позовут
на суд и они проверят!..). Вышли на работу.
Но в феврале 1954 года на Деревообделочном застрелили ещё одного — евангелиста,
как запомнил весь Кенгир (кажется: Александр Сысоев). Этот человек отсидел из своей
десятки 9 лет и 9 месяцев. Работа его была— обмазывать сварочные электроды, он делал это
в будке, стоящей близ предзонника. Он вышел оправиться близ будки — и при этом был
застрелен с вышки. С вахты поспешно прибежали конвоиры и стали подтаскивать убитого к
предзоннику, как если б он его нарушил. Зэки не выдержали, схватили кирки, лопаты и
отогнали убийц от убитого. (Всё это время близ зоны Деревообделочного стояла оседланная
лошадь оперуполномоченного Беляева — «Боро–давки», названного так за бородавку на
левой щеке. Капитан Беляев был энергичный садист, и вполне в его духе было подстроить
всё это убийство.)
Всё в зоне заволновалось. Заключённые сказали, что убитого понесут на лагпункт на
плечах. Офицеры лагеря не разрешили. «За что убили?» — кричали им. Объяснение у хозяев
уже было готово: виноват убитый сам — он первый стал бросать камнями в вышку. (Успели
ли они прочесть хоть личную карточку убитого? — что ему три месяца осталось и что он
евангелист?..)
Возвращение в зону было мрачно и напоминало, что идёт не о шутках. Там и сям в
снегу лежали пулемётчики, готовые к стрельбе (уже кенгирцам известно было, что —
слишком готовые. ..). Пулемётчики дежурили и на крышах конвойного городка.
Это было опять всё на том же 3–м лагпункте, который знал уже 16 раненых за один раз.
И хотя нынче был всего только один убитый, но наросло чувство незащищённости,
обречённости, безвыходности: вот и год уже почти прошёл после смерти Сталина, а псы его
не изменились. И не изменилось вообще ничто.
Вечером после ужина сделано было так. В секции вдруг выключался свет, и от входной
двери кто–то невидимый говорил: «Братцы! До каких пор будем строить, а взамен получать
453 Очевидно, такое же ускорение событиям придало лагерное руководство и в других местах, например в
Норильске.