Page 368 - Рассказы

сотрясались от движений, и вообще, все это было крайне предосудительно.
– Помпейские позы! – скомандовала мамарелла, уловив на нашем лице определенное
выражение холодности и осуждения.
Но и помпейские позы не развеселили нас. Женщины становились в неприличные
сладострастные позы с таким деловым, небрежным от частых повторений видом, как
утомленный приказчик мануфактурного магазина к концу вечера показывает надоевшим
покупательницам куски товара.
На сцену вдруг появился дожидавшийся где-то неподалеку Габриэль.
– О!.. А почему господа так скромно сидят? Почему они не приласкают этих красавиц?
Смотрите, какие красоточки. Вот эта или эта… Или вот эта! Настоящая богиня. А эта!
Красавица, а? Не нравится? Пошла вон. Тогда, может, эта? Украшение Неаполя, знаменитая
красав… Не надо? Ну ты, лошадь, отойди, не мешайся тут. А вот эта… Что вы о ней скажете,
синьоры?..
Он с деланным восторгом хлопал женщину по плечам, трепал по щекам, отгонял
равнодушно «первых красавиц» и «богинь», а красавицы и богини с таким же холодным
видом шептались около нас, ожидая нашего одобрения и благосклонности.
– Пойдем! – сказал Сандерс.
– Что вы, синьоры! Куда? Неужели вам не нравится?!
– Не нравится? Мы в восторге! Это прямо что-то феерическое… Когда-нибудь после…
гм… на днях… Мы уж, так сказать, к вам денька на три. А теперь – прощайте.
Мы, угрюмые, замкнутые, спускались по лестнице, а Габриэль вертелся около нас,
юлил и заглядывал в наши лица, стараясь отгадать впечатление.
– Видишь вот эту улицу? – обратился к нему Сандерс. – И вот эту улицу?.. Ты иди по
этой, а мы по этой… И если ты еще к нам пристанешь – мы дадим тебе по хорошей
зуботычине.
Он захныкал, завертелся, заскакал, но мы были непреклонны. Отношения были
прерваны навсегда.
Я уверен, что настоящим неаполитанцам никогда бы в голову не пришло пойти на
тарантеллу и «помпейские позы». Все это создано для туристов и ими же поддерживается.
Для них же весь Неаполь принял облик какого-то громадного дома разврата.
Пусть иностранец попробует пройтись в сумерки по Неаполю. Из-за каждого угла, из
каждой подворотни, буквально на каждом шагу к нему подойдет гнусного вида незнакомец и
тихо, но назойливо предложит «красивую синьору», «обольстительную синьору» или даже
рогаццину (девочку).
Эти поставщики осаждали нас, как мухи варенье.
– Что такое?
– Синьоры… берусь показать вам одну прекрасную даму. Познакомлю даже… тут
сейчас за углом. Пойдем…
– К ней? К даме? Явиться одетому по-дорожному – что вы! Это неудобно.
– Ничего! Я ручаюсь вам – можно.
– Ну, что вы… И потом неловко же являться в чужой дом, не будучи знакомыми.
– Пустяки! С ней нечего – хи-хи – церемониться.
– Ну, вам-то нечего – вы, конечно, хорошо знакомы… По праву старой дружбы можете
и без смокинга. А нам неудобно.
– Но я вам ручаюсь…
– Милостивый государь! Мы знаем правила хорошего тона и не хотим делать
бестактности. Мы уверены, что дама будет шокирована нашим бесцеремонным вторжением.
Она примет нас за сумасшедших.
…Итальянский кафе-концерт – зрелище, полное интереса и разных неожиданностей.
Действие происходит больше в публике, чем на сцене. Весь зал подпевает,
притоптывает, вступает с певицей в разговоры, бешено аплодирует или бешено свищет.
Если певица не нравится – петь ей не дадут. Понравится – измучают повторениями.