Page 94 - Белая гвардия

И с этими словами неизвестный вручил Николке голубое письмо. Совершенно ошалев,
Николка взял его и стал читать, шевеля губами, крупный, разгонистый и взволнованный
почерк. Без всякой даты, на нежном небесном листке было написано:
«Милая, милая Леночка! Я знаю ваше доброе сердце и направляю его прямо к вам, по-
родственному. Телеграмму я, впрочем, послала, он все вам сам расскажет, бедный
мальчик. Лариосика постиг ужасный удар, и я долго боялась, что он не переживет его.
Милочка Рубцова, на которой, как вы знаете, он женился год тому назад, оказалась
подколодной змеей! Приютите его, умоляю, и согрейте так, как вы умеете это делать. Я
аккуратно буду переводить вам содержание. Житомир стал ему ненавистен, и я вполне
это понимаю. Впрочем, не буду больше ничего писать, — я слишком взволнована, и
сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет. Целую вас крепко, крепко и
Сережу!»

После этого стояла неразборчивая подпись.
— Я птицу захватил с собой, — сказал неизвестный, вздыхая, — птица — лучший друг
человека. Многие, правда, считают ее лишней в доме, но я одно могу сказать — птица
уж, во всяком случае, никому не делает зла.
Последняя фраза очень понравилась Николке. Не стараясь уже ничего понять, он
застенчиво почесал непонятным письмом бровь и стал спускать ноги с кровати, думая:
«Неприлично… спросить, как его фамилия?.. Удивительное происшествие…»

— Это канарейка? — спросил он.
— Но какая! — ответил неизвестный восторженно, — собственно, это даже и не
канарейка, а настоящий кенар. Самец. И таких у меня в Житомире пятнадцать штук. Я
перевез их к маме, пусть она кормит их. Этот негодяй, наверное, посвертывал бы им
шеи. Он ненавидит птиц. Разрешите поставить ее пока на ваш письменный стол?

— Пожалуйста, — ответил Николка. — Вы из Житомира?
— Ну да, — ответил неизвестный, — и представьте, совпадение: я прибыл одновременно
с вашим братом.
— Каким братом?

— Как с каким? Ваш брат прибыл вместе со мной, — ответил удивленно неизвестный.
— Какой брат? — жалобно вскричал Николка, — какой брат? Из Житомира?!

— Ваш старший брат…
Голос Елены явственно выкрикнул в гостиной: «Николка! Николка! Илларион Ларионыч!
Да будите же его! Будите!»
— Трики, фит, фит, трики! — протяжно заорала птица.

Николка уронил голубое письмо и пулей полетел через книжную в столовую и в ней
замер, растопырив руки.

Алексей Турбин в черном чужом пальто с рваной подкладкой, в черных чужих брюках
лежал неподвижно на диванчике под часами. Его лицо было бледно синеватой
бледностью, а зубы стиснуты. Елена металась возле него, халат ее распахнулся, и были
видны черные чулки и кружево белья. Она хваталась то за пуговицы на груди Турбина,
то за руки, крича: «Никол! Никол!»

Через три минуты Николка в сдвинутой на затылок студенческой фуражке, в серой
шинели нараспашку бежал, тяжело пыхтя, вверх по Алексеевскому спуску и бормотал:
«А если его нету? Вот, боже мой, история с желтыми отворотами! Но Курицкого нельзя
звать ни в коем случае, это совершенно ясно… Кит и кот…» Птица оглушительно стучала
у него в голове — кити, кот, кити, кот!
Через час в столовой стоял на полу таз, полный красной жидкой водой, валялись комки
красной рваной марли и белые осколки посуды, которую обрушил с буфета неизвестный