Page 97 - Белая гвардия
P. 97

место, где некогда на буфете помещалось стопкой двенадцать тарелок. Мутно-голубые
                глаза выражали полную скорбь. Николка стоял напротив Лариосика, открыв рот и
                слушая какие-то речи. Глаза у Николки были наполнены напряженнейшим
                любопытством,

                — Нету кожи в Житомире, — растерянно говорил Лариосик, — понимаете, совершенно
                нету. Такой кожи, как я привык носить, нету. Я кликнул клич сапожникам, предлагая
                какие угодно деньги, но нету. И вот пришлось…

                Увидя Елену, Лариосик побледнел, переступил на месте и, глядя почему-то вниз на
                изумрудные кисти капота, заговорил так:

                — Елена Васильевна, сию минуту я еду в магазины, кликну клич, и у вас будет сегодня
                же сервиз. Я не знаю, что мне и говорить. Как перед вами извиниться? Меня,
                безусловно, следует убить за сервиз. Я ужасный неудачник, — отнесся он к Николке. —
                Я сейчас же в магазины, — продолжал он Елене.
                — Я вас очень прошу ни в какие магазины не ездить, тем более, что все они, конечно,
                закрыты. Да позвольте, неужели вы не знаете, что у нас в Городе происходит?
                — Как же не знать! — воскликнул Лариосик. — Я ведь с санитарным поездом, как вы
                знаете из телеграммы.

                — Из какой телеграммы? — спросила Елена. — Мы никакой телеграммы не получили.

                — Как? — Лариосик открыл широкий рот. — Не по-лучили? А-га! То-то я смотрю, — он
                повернулся к Николке, — что вы на меня с таким удивлением… Но позвольте… Мама
                дала вам телеграмму в шестьдесят три слова.

                — Ц… Ц… Шестьдесят три слова! — поразился Николка. — Какая жалость. Ведь
                телеграммы теперь так плохо ходят. Совсем, вернее, не ходят.

                — Как же теперь быть? — огорчился Лариосик. — Вы разрешите мне у вас? — Он
                беспомощно огляделся, и сразу по глазам его было видно, что у Турбиных ему очень
                нравится и никуда он уходить бы не хотел.
                — Все устроено, — ответила Елена и милостиво кивнула, — мы согласны. Оставайтесь и
                устраивайтесь. Видите, у нас какое несчастье…

                Лариосик огорчился еще больше. Глаза его заволокло слезной дымкой.
                — Елена Васильевна! — с чувством сказал он. — Располагайте мной, как вам угодно. Я,
                знаете ли, могу не спать по три и четыре ночи подряд.
                — Спасибо, большое спасибо.

                — А теперь, — Лариосик обратился к Николке, — не могу ли я у вас попросить ножницы?
                Николка, взъерошенный от удивления и интереса, слетал куда-то и вернулся с
                ножницами. Лариосик взялся за пуговицу френча, поморгал глазами и опять обратился
                к Николке:

                — Впрочем, виноват, на минутку в вашу комнату…
                В Николкиной комнате Лариосик снял френч, обнаружив необыкновенно грязную
                рубашку, вооружился ножницами, вспорол черную лоснящуюся подкладку френча и
                вытащил из-под нее толстый зелено-желтый сверток денег. Этот сверток он
                торжественно принес в столовую и выложил перед Еленой на стол, говоря:

                — Вот, Елена Васильевна, разрешите вам сейчас же внести деньги за мое содержание.
                — Почему же такая спешность, — краснея, спросила Елена, — это можно было бы и
                после…
                Лариосик горячо запротестовал:

                — Нет, нет, Елена Васильевна, вы уж, пожалуйста, примите сейчас. Помилуйте, в такой
   92   93   94   95   96   97   98   99   100   101   102