Page 96 - Белая гвардия
P. 96

12
                В маленькой спальне Турбина на двух окнах, выходящих на застекленную веранду, упали
                темненькие шторы. Комнату наполнил сумрак, и Еленина голова засветилась в нем. В
                ответ ей светилось беловатое пятно на подушке — лицо и шея Турбина. Провод от
                штепселя змеей сполз к стулу, и розовенькая лампочка в колпачке загорелась и день
                превратила в ночь. Турбин сделал знак Елене прикрыть дверь.
                — Анюту сейчас же предупредить, чтобы молчала…

                — Знаю знаю… Ты не говори, Алеша, много.
                — Сам знаю… Я тихонько… Ах, если рука пропадет!

                — Ну что ты, Алеша… лежи, молчи… Пальто-то этой дамы у нас пока будет?
                — Да, да. Чтобы Николка не вздумал тащить его. А то на улице… Слышишь? Вообще,
                ради бога, не пускай его никуда.
                — Дай бог ей здоровья, — искренне и нежно сказала Елена, — вот, говорят, нет добрых
                людей на свете…
                Слабенькая краска выступила на скулах раненого, и глаза уперлись в невысокий белый
                потолок, потом он перевел их на Елену и, поморщившись, спросил:
                — Да, позвольте, а что это за головастик?

                Елена наклонилась в розовый луч и вздернула плечами.
                — Понимаешь, ну, только что перед тобой, минутки две, не больше, явление: Сережин
                племянник из Житомира. Ты же слышал: Суржанский… Ларион… Ну, знаменитый
                Лариосик.
                — Ну?..

                — Ну, приехал к нам с письмом. Какая-то драма у них. Только что начал рассказывать,
                как она тебя привезла.

                — Птица какая-то, бог его знает…
                Елена со смехом и ужасом в глазах наклонилась к постели:

                — Что птица!.. Он ведь жить у нас просится. Я уж не знаю, как и быть.
                — Жи-ить?..

                — Ну, да… Только молчи и не шевелись, прошу тебя, Алеша… Мать умоляет, пишет, ведь
                этот самый Лариосик кумир ее… Я такого балбеса, как этот Лариосик, в жизнь свою не
                видала. У нас он начал с того, что всю посуду расхлопал. Синий сервиз. Только две
                тарелки осталось.

                — Ну, вот. Я уж не знаю, как быть…
                В розовой тени долго слышался шепот. В отдалении звучали за дверями и портьерами
                глухо голоса Николки и неожиданного гостя. Елена простирала руки, умоляя Алексея
                говорить поменьше. Слышался в столовой хруст — взбудораженная Анюта выметала
                синий сервиз. Наконец, было решено в шепоте. Ввиду того, что теперь в городе будет
                происходить черт знает что и очень возможно, что придут реквизировать комнаты, ввиду
                того, что денег нет, а за Лариосика будут платить, — пустить Лариосика. Но обязать его
                соблюдать правила турбинской жизни. Относительно птицы — испытать. Ежели птица
                несносна в доме, потребовать ее удаления, а хозяина ее оставить. По поводу сервиза,
                ввиду того, что у Елены, конечно, даже язык не повернется и вообще это хамство и
                мещанство, — сервиз предать забвению. Пустить Лариосика в книжную, поставить там
                кровать с пружинным матрацем и столик…
                Елена вышла в столовую. Лариосик стоял в скорбной позе, повесив голову и глядя на то
   91   92   93   94   95   96   97   98   99   100   101