Page 98 - Белая гвардия

трудный момент деньги всегда остро нужны, я это прекрасно понимаю! — Он развернул
пакет, причем изнутри выпала карточка какой-то женщины. Лариосик проворно
подобрал ее и со вздохом спрятал в карман. — Да оной лучше у вас будет. Мне что
нужно? Мне нужно будет папирос купить и канареечного семени для птицы…

Елена на минуту забыла рану Алексея, и приятный блеск показался у нее в глазах,
настолько обстоятельны и уместны были действия Лариосика.
«Он, пожалуй, не такой балбес, как я первоначально подумала, — подумала она, —
вежлив и добросовестен, только чудак какой-то. Сервиза безумно жаль».
«Вот тип», — думал Николка. Чудесное появление Лариосика вытеснило в нем его
печальные мысли.
— Здесь восемь тысяч, — говорил Лариосик, двигая по столу пачку, похожую на яичницу
с луком, — если мало, мы подсчитаем, и сейчас же я выпишу еще.

— Нет, нет, потом, отлично, — ответила Елена. — Вы вот что: я сейчас попрошу Анюту,
чтобы она истопила вам ванну, и сейчас же купайтесь. Но скажите, как же вы приехали,
как же вы пробрались, не понимаю? — Елена стала комкать деньги и прятать их в
громадный карман капота.

Глаза Лариосика наполнились ужасом от воспоминания.
— Это кошмар! — воскликнул он, складывая руки, как католик на молитве. — Я ведь
девять дней… нет, виноват, десять?.. позвольте… воскресенье, ну да, понедельник…
одиннадцать дней ехал от Житомира!..

— Одиннадцать дней! — вскричал Николка. — Видишь! — почему-то укоризненно
обратился он к Елене.
— Да-с, одиннадцать… Выехал я, поезд был гетманский, а по дороге превратился в
петлюровский. И вот приезжаем мы на станцию, как ее, ну, вот, ну, господи, забыл… все
равно… и тут меня, вообразите, хотели расстрелять. Явились эти петлюровцы, с
хвостами…
— Синие? — спросил Николка с любопытством.
— Красные… да, с красными… и кричат: слазь! Мы тебя сейчас расстреляем! Они
решили, что я офицер и спрятался в санитарном поезде. А у меня протекция просто
была… у мамы к доктору Курицкому.

— Курицкому? — многозначительно воскликнул Николка. — Тэк-с, — кот… и кит. Знаем.
— Кити, кот, кити, кот, — за дверями глухо отозвалась птичка.

— Да, к нему… он и привел поезд к нам в Житомир… Боже мой! Я тут начинаю богу
молиться. Думаю, все пропало! И, знаете ли? птица меня спасла. Я говорю, я не офицер.
Я ученый птицевод, показываю птицу… Тут, знаете, один ударил меня по затылку и
говорит так нагло — иди себе, бисов птицевод. Вот наглец! Я бы его убил, как
джентльмен, но сами понимаете…

— Еле… — глухо послышалось из спальни Турбина. Елена быстро повернулась и, не
дослушав, бросилась туда.

Пятнадцатого декабря солнце по календарю угасает в три с половиной часа дня.
Сумерки поэтому побежали по квартире уже с трех часов. Но на лице Елены в три часа
дня стрелки показывали самый низкий и угнетенный час жизни — половину шестого.
Обе стрелки прошли печальные складки у углов рта и стянулись вниз к подбородку. В
глазах ее началась тоска и решимость бороться с бедой.
На лице у Николки показались колючие и нелепые без двадцати час оттого, что в
Николкиной голове был хаос и путаница, вызванная важными загадочными словами
«Мало-Провальная…», словами, произнесенными умирающим на боевом перекрестке