Page 108 - Чевенгур

долгое время неподвижно. Из этой женщины исходил меленный и прохладный душевный
покой.
— А Мишка Луй! — напомнил Чепурный. — Он едкий на дорогу! Только пошлешь в
губернию, а он в Москве очутится — либо в Харькове, и приходит тоже, когда время года
кончится — либо цветы взойдут, либо снег ляжет…
— У меня он пойдет короче — я ему задание дам, — сказал Копенкин.
— Пускай идет, — разрешил Чепурный. — Для него дорога не труд — одно развитие
жизни!
— Чепурный, — обратилась женщина. — Дай Лую муки на мену, он мне полушалок
принесет.
— Дадим, Клавдия Парфеновна, непременно дадим, используем момент, — успокоил
ее Прокофий.
Копенкин писал Дванову печатными буквами:
«Дорогой товарищ и друг Саша! Здесь коммунизм, и обратно, — нужно, чтоб ты скорей
прибыл на место. Работает тут одно летнее солнце, а люди лишь только нелюбовно дружат;
однако бабы полушалки вымогают, хотя они приятные, чем ясно вредят. Твой брат или
семейная родня мне близко не симпатичен. Впрочем, живу как дубъект, думаю чего-то об
одном себе, потому что меня далеко не уважают. Событий нету — говорят, это наука и
история, но неизвестно. С революц. почтением Копенкин. Приезжай ради общей идейности».
— Чего-то мне все думается, чудится да представляется, — трудно моему сердцу! —
мучительно высказывался Чепурный в темный воздух храма. — Не то у нас коммунизм
исправен, не то нет! Либо мне к товарищу Ленину съездить, чтоб он мне лично всю правду
сформулировал!
— Надо бы, товарищ Чепурный! — подтвердил Прокофий. — Товарищ Ленин тебе
лозунг даст, ты его возьмешь и привезешь. А так немыслимо: думать в одну мою голову:
авангард тоже устает! И, кроме того, преимуществ мне не полагается!
— А моего сердца ты не считаешь, скажи по правде? — обиделся Чепурный.
Прокофий, видимо, ценил свою силу разума и не терял надежного спокойствия.
— Чувство же, товарищ Чепурный, — это массовая стихия, а мысль — организация.
Сам товарищ Ленин говорил, что организация нам выше всего…
— Так я же мучаюсь, а ты соображаешь — что хуже?
— Товарищ Чепурный, я с тобой тоже в Москву поеду, — заявила женщина. — Я
никогда центра не видала — там, люди говорят, удивительно что такое!
— Достукались! — вымолвил Копенкин. — Ты ее, Чепурный, прямо к Ленину веди:
вот, мол, тебе, товарищ Ленин, доделанная до коммунизма баба! Сволочи вы!
— А что? — обострился Чепурный. — По-твоему, у нас не так?
— Ну да, не так!
— А как же, товарищ Копенкин? У меня уж чувства уморились.
— А я знаю? Мое дело — устранять враждебные силы. Когда все устраню
— тогда оно само получится, что надо.
Прокофий курил и ни разу не перебил Копенкина, думая о приспособлении к
революции этой неорганизованной вооруженной силы.
— Клавдия Парфеновна, пойдемте пройтиться и пошалить немного, — с четкой
вежливостью предложил Прокофий женщине. — А то вы ослабнете!
Когда эта пара отошла к паперти, Копенкин указал на ушедших Чепурному.
— Буржуазия — имей в виду!
— Ну?
— Ей-богу!
— Куда ж теперь нам деваться-то? Либо их вычесть из Чевенгура?
— Да ты паники на шею не сажай! Спускай себе коммунизм из идеи в тело —
вооруженной рукой! Дай вот Саша Дванов придет — он вам покажет!
— Должно быть, умный человек? — оробел Чепурный.